Мерлин

— Что я могу рассказать тебе о Поборнике? — молвил он. — Что этот человек спасет бриттов, что появится он, когда мы больше всего в нем будем нуждаться, и что с ним наступит пора справедливости и

правосудия. — Он помолчал и взглянул мне прямо в глаза: — Дума­ешь, Хафган ошибся?

Я вздохнул и покачал головой.

— Не знаю. Хафган верил; может быть, он убедил себя, что это я. А может быть, сквозь меня он провидел другого.

— Мирддин. — Давид говорил ласково и нежно, как мать. — Ты заблудился?

Я задумался. Огонь трещал в очаге, сосновые поленья лопались и рассыпались искрами у наших ног. Неужто я заблудился, сбился с пу­ти? Не это ли меня смущает? До сих пор мне в голову не приходило...

— Нет, — ответил я наконец. — С пути я не сбился, просто иногда столько дорог открывается, что не знаешь, какую выбрать. Предпо­честь одну — значит отринуть другую. Никогда не думал, что это бу­дет так сложно.

— Теперь ты знаешь, — мягко сказал Давид. — Чем выше призва­ние человека, тем чаще ему предлагают выбор. Это наша роль в тво­рении: выбирать. Наши решения навеки вплетаются в нить времени и бытия. Потому выбирай мудро, но выбирать придется.

Великий Свет, помоги мне! Без Тебя я слеп!..

— Ладно, я довольно наговорил, — сказал Давид, снова откидыва­ясь в кресле. — Ты рассказывал про Верховного короля.

— Да, про Аврелия. Он Верховный король, хоть пока и не вступил на престол. Не знаю, как короновали Вортигерна, но в старые времена вождя благословлял друид племени, и я подумал...

— Хочешь, чтобы я помазал короля, как некогда тебя? — Давид на лету поймал мою мысль, и она ему явно понравилась. — Мирддин, ты умеешь заглянуть вдаль. Конечно, я буду твоим друидом. Хотя ты и сам бы отлично справился. Когда он сюда приедет?

— Он едет в Лондон, — сказал я. — Там короновали его отца.

— В Лондоне есть церковь и епископ Урбан. Я его знаю, он рев­ностный служитель Божий.

— Да, конечно, он замечательно справится, — уныло протянул я.

Давид прочитал мое разочарование.

— Однако, коли Аврелий хочет получить поддержку западных правителей, он должен ее заслужить. Теодригу будет приятно, если короля помажет его епископ.

— И не только Теодригу.

— Да, согласен. Ладно, едем к нему и посмотрим, сумеем ли мы устроить настоящую коронацию. Аврелий — христианин?

— Склоняется к тому.

— Уже полдела. Как сказал сам Спаситель: "Кто не против нас, тот с нами". А? Аврелий не против нас, и мы едем к нему. С удоволь­ствием отправлюсь в дорогу. Урбан не обидится и уступит из уваже­ния к моим годам.

— Спасибо, Давид.

Он медленно встал, подошел, возложил руки на мою голову.

— Я давно ношу тебя в сердце, возлюбленный сын. Однако близит­ся время, когда ты продолжишь путь в одиночку. Мужайся, Мирддин. Стань надеждой наших надежд. Люди будут смотреть на тебя, верить тебе, следовать за тобой — хотя, боюсь, церкви это и не понравится. Однако помни: церковь — всего лишь люди, а люди ревнивы. Не сер­чай на них.

Он взял меня за руки и поднял с кресла.

— Встань на колени, — сказал он, — и позволь старику тебя бла- госл овить.

Я преклонил колени у очага, и Давид, епископ Лландаффский, благословил меня, как когда-то давным-давно.

ГЛАВА 7

Лондон сильно изменился за последние годы. Некогда обширное поле над рекой Тамезис, россыпь земляных домишек и овечьих загонов, при римлянах он стал столицей провинции по той лишь причине, что река здесь была не очень мелкой — по ней могли под­няться корабли с войсками, но и не очень глубокой — через нее не­сложно было переправиться. Многие годы главную славу Лондона со­ставляли огромные доки, выстроенные римлянами и пережившие са­му империю.

Хотя войска из Рима не прибывали давным-давно, город оставался центром имперской власти и со временем обзавелся не только кре­постным валом, но и резиденцией правителя, стадионом, термами, храмами, рынками, складами, различными общественными зданиями, ареной и театром. Впоследствии все это обнесли каменной стеной, но к этому времени город уже превратился в шумное скопление тесно ле­пящихся домишек, постоялых дворов и лавок.

Очередной правитель выстроил себе дворец, появились форум и базилика. Будущее города было обеспечено. С этих пор всякий бритт, желавший прославиться в Риме, должен был прежде так или иначе покорить Лондон. Короче, Лондон стал для британцев их Римом. Впрочем, для большинства кельтов он и был ближайшим прикоснове­нием к Риму. Вот почему этот город, несмотря на грязь, шум и су то­локу, купался в золотых закатных лучах Римской империи, и блеск его не умалялся с годами.

Для Лондона Константин стал императором Запада, первым Верховным королем бриттов. Значит, и Аврелий должен принять от­цовскую корону именно в Лондоне, чтобы в глазах людей отожде­ствить себя с отцом, а через него — с Римом.

Это было не только разумно, но и необходимо: многие влиятель­ные мужи по-прежнему считали, что без принадлежности к империи не может быть в Британии законной власти. Им и в голову не приходи­ло, что жизнь давно переросла это ветхое убранство. То были люди