Мы ехали прямо к дворцу правителя — внушительному зданию, вознесшему над крышами домов свои великолепные, хотя и несколько облупившиеся колонны. Здесь мы надеялись найти Аврелия.
Если бы сложить на чашу весов всю ту сумятицу, которую мы наблюдали в городе, ее бы перевесило столпотворение во внутреннем дворе огромного здания: на красных плитах бушевала разгневанная толпа. Мужчины, одетые по старинке на римский манер, требовали, чтобы правитель вышел и говорил с ним о чем-то — о чем именно, мы разобрать не могли.
Толпа обращалась к балкону, выходившему во двор, но балкон оставался пустым, а дверь на него — закрытой. Аврелия нигде не было видно, как и его войска.
— Что будем делать, господин? — спросил Пеллеас. — Думаю, скоро начнутся беспорядки. Господин?..
Рев толпы наполнял замкнутое пространство двора, и вот множество голосов слились в единственный голос: всеобщий голос, раз за разом выкликавший только одно имя: Артур!.. Артур!.. АРТУР!
Когда я вновь опустил глаза, толпа исчезла. Сухие листья носились по заросшему сорняками двору. Крыша рухнула, на земле валялась битая черепица. Ветер шептал среди запустения... Артур... Артур...
Появилась женщина в длинном белом одеянии, в каком хоронят ־ высокородных дам. Ее кожа была смертельно бледной, глаза запали и покраснели, словно от недуга или слез.
Однако она шла прямиком ко мне по растресканным плитам, ветер хлестал ее саваном по ногам, с размаху швырял в лицо черные пряди. Она воздела ко мне руки, и я увидел в них великолепный меч, переломленный пополам могучим ударом. Из загубленного клинка сочилась кровь.
Черноволосая дама подошла и протянула мне сломанное лезвие.
— Спаси нас, Мерлин, — прошептала она хриплым от слез голосом. — Исцели нас.
Я хотел было взять меч, но она выпустила его из рук и со звоном уронила на мостовую. Я увидел на эфесе имперский аметист — камень с орлом — и узнал меч Максима Магна.
Вдохновение схлынуло. Кто-то трогал меня за руку, и я понял, что вновь могу шевелиться. Я обернулся. Пеллеас смотрел широко раскрытыми глазами, его лоб тревожно морщился.
— Господин Мирддин!
Я провел рукой перед глазами.
— В чем дело, Пеллеас?
— Вы здоровы? Я сказал, сейчас начнутся беспорядки.
— Мы не в силах этому помешать, — сказал я, быстро оглядываясь по сторонам. — Думаю, Аврелия надо искать не здесь.
— Если не во дворце, — сказал Давид, — то в церкви.
— Давайте в любом случае поедем туда, — предложил Гвителин. Монахи горячо его поддержали. Хотя все они посвятили себя Христу, многие прежде успели побывать воинами и могли постоять за себя, если дело дойдет до драки. Однако, разумеется, они стремились избежать столкновения и потому предпочли бы скорей променять дворец на покой церкви.
— Хорошо, — согласился я. — Если даже он не там, мы хоть что- нибудь о нем разузнаем.
Церковь оказалась не так далеко от дворца, но лишь пятый прохожий сумел указать нам дорогу. Остальных наш вопрос ставил в тупик. Само здание было невысоким, но просторным. Его окружал большой сад, где росли яблони, сливы и несколько груш. Беленые стены так и сияли на солнце, радуя глаз, и до странности не вязались с окрестными домами, которые словно стремились стиснуть прелест
ный зеленый уголок. Казалось, церковь принадлежит какому-то дру- тому миру.
Не вязались с нею конский запах и воины под плодовыми деревьями. При виде меня они повскакали на ноги, и кто-то выкрикнул, словно предупреждая:
— Лорд Мирддин здесь! Лорд Эмрис!
Очевидно, нас ждали. Несколько воинов выбежали навстречу; мы оставили лошадей на их попечение и с радостью спешились. Давид и Гвителин сразу направились в церковь, мы с Пеллеасом — за ними, монахи остались переговорить с воинами, среди которых оказались их родичи.
Изнутри церковь оказалась просторнее, чем можно было подумать, глядя на нее снаружи. Основание ее уходило вглубь, и нам пришлось спуститься по нескольким ступенькам, прежде чем ступить на богатый мозаичный пол. Повсюду горели свечи. Полутемная прохлада казалась желанным убежищем после уличной жары, но было в ней что-то от склепа.
Урбан, похоже, ждал нас и сам поспешил навстречу. Он поклонился Давиду, и два епископа приветствовали друг друга лобзаниями любви. Они обменялись несколькими словами о путешествии, покуда мы с Пеллеасом озирались по сторонам. Однако с положенными любезностями вскоре было покончено, и Урбан, повернувшись ко мне, сжал мои руки в своих.
Ростом он был выше среднего, с высоким с залысинами лбом и желтоватой кожей, какая бывает у людей, проводящих свои дни в полутьме. Длинные пальцы были покрыты чернильными пятнами.