Мерлин

Многие громко поддержали Горласа, поэтому Аврелий согласил­ся. Горлас мигом схватил длинное копье и вонзил саксу в живот. Хенгист застонал, но устоял на ногах. Горлас вырвал копье и еще раз ударил Хенгиста. Кровь хлынула на землю, предводитель варваров рухнул на колени и согнулся пополам. Однако он по-прежнему не из­дал ни единого крика.

Горлас быстро шагнул к поверженному, выхватил меч, размах­ну лея и снес Хенгисту голову. Тело повалилось в пыль. Горлас тор­жествующе поднял за волосы страшный трофей.

Потом в исступлении мести он бросился на мертвеца и принялся рубить его мечом, а когда рубить стало нечего, разметал куски по пыльной земле.

И все это время воины... наши воины, прости нас, Отче, криками выражали свое одобрение.

ГЛАВА 6

Когда крики улеглись, над полем битвы повисла страшная тиши­на. Внезапно ее прорезал душераздирающий вопль. Из скопища пленных вырвался юноша, почти мальчик, высокий и стройный. Его длинные белокурые косы разметались, грязное лицо исказило го­ре, но в гордых чертах ясно читалось сходство с убитым. Не было со­мнений в том, чья кровь текла в нем.

Юноша бросился к отрубленной голове и прижал ее к сердцу. Горлас, запыхавшийся от усилий, повернулся к юноше и занес меч.

— Стой, Горлас! — Утер спрыгнул с седла и быстро шагнул к ним. — Все кончено. Убери меч.

— Не уберу, пока живо волчье отродье, — прохрипел Горлас. — Дай убить его, тогда сможешь сказать, что все позади.

— Мы что, уже убиваем детей? Глянь, он же мальчишка!

Юноша даже не взглянул на занесенный меч; он выл, раскачива­ясь взад и вперед, и крепко прижимал к груди окровавленную голо­ву.

— Ллеу меня ослепи, он же сын Хенгиста! Если не убить его сей­час, он вырастет и приведет сюда новую волчью стаю!

— Довольно крови на этот день, — отвечал Утер. — Спрячь меч, Горлас. Говорю тебе, в этом нет ничего постыдного.

Грязно ругаясь, Горлас вложил меч в ножны и, удовольствовав­шись тем, что пнул мальчишку ногой, зашагал к своей дружине.

Утер поднял юношу на ноги. Тот стоял понуро, на грязном лице блестели дорожки от слез.

— Как твое имя, мальчик? — спросил Утер.

Юноша понял вопрос и отвечал:

— Окта.

— Дарую тебе жизнь, Окта. Если ты или твои люди вернутся на эту землю, я заберу свой дар. Понял?

Мальчик молчал. Утер, не снимая перчатки, взял его за голую ру­ку, развернул и легонько подтолкнул в сторону остальных пленных.

Аврелий, который до сих пор держался в стороне, подошел ближе, положил руки на плечи брату, поцеловал его и крепко обнял:

— Здрав будь, Утер! Верховный воевода Британии! Ты одержал победу! Тебе триумф и добыча!

Добычи было немного, и по большей части местного происхожде­ния. Почти все, что мы сняли с пленных или нашли в их лагере, было похищено у наших людей. Однако попадались и браслеты красного 30- лота, и кинжалы с самоцветными камнями — все это Утер раздал во­еначальникам, ничего не оставив себе.

Когда раненым оказали помощь, а мертвых похоронили (тела вра­гов свалили на кучи бревен и подожгли), пленных саксов погнали на берег — через поля, которые они опустошили, и селения, которые они разграбили и сожгли. И всюду уцелевшие жители выкрикивали про­клятия, забрасывали побежденных камнями и грязью.

Многие требовали крови в уплату за пролитую кровь: жены за по­гибших мужей, мужья — за мертвых жен и детей. Однако Утер был неколебим. Он не позволил чинить расправу над пленными, как ни возмущалась его душа. В этом он явил поистине ангельскую милость.

— По правде говоря, Мерлин, — говорил он мне, когда все оста­лось позади, — видел бы я раньше, что они сотворили, ни один бы сакс не ушел живым. Я бы отдал их на растерзание мстителям, и, ручаюсь, до завтрашнего утра не дожил бы ни один. — Он помолчал, залпом допил кубок и грохнул его на стол. — Все кончено, и на том спасибо.

— Явить милость к противнику — труднейшее испытание в бою, — посочувствовал Аврелий. — Однако ты показал себя достойно, Утер. За сегодняшнее тебе подобает честь. Пью за тебя, брат. Здрав будь, Утер, милосердный победитель!

Был уже поздний вечер второго дня после битвы, и Утер едва не валился с ног. Его шатало от усталости и выпитого вина, он улыбался криво и неуверенно.

— Иди спать, Утер, — сказал я, подавая ему плащ. — Идем, я про­вожу тебя в твой шатер.

Он позволил себя увести и сразу рухнул лицом в лежанку. Его слуга — паренек из западных краев по имени Ульфин — ждал нагото­ве, но я сам снял с Утера башмаки и пояс, потом накрыл его плащом.

— Задуй свет, — сказал я. — Сегодня он твоему господину не по­надобится.

Оставив спящего в темноте, я вернулся к Аврелию. Он зевал. Слуга расстегивал его кожаный нагрудный доспех.

— Что ж, — сказал Аврелий. — Сдается, я теперь и впрямь Вер­ховный король.

— Да, государь. Теперь тебе от этого не уклониться.

Слуга снял доспех, и Аврелий потянулся.

— Последний кубок, Мерлин? — спросил он, указывая на кувшин.

— Поздно, я устал. Выпьем вместе в другой раз. Но тебе я налью, если желаешь.