Мера бытия

В этот день Варваре Николаевне нездоровилось. Но поскольку слабость во время блокады приобрела хроническую форму, она заставила себя сесть за пишущую машинку записать события дня. Любимый венский стул давно сгорел в печке, и приходилось довольствоваться уродливым сооружением прежней эпохи, мало отличавшимся от ящика для картошки. Чтобы не ныла спина, Варвара Николаевна положила под поясницу валик из старого одеяла, но это мало помогало справиться с болью в теле.

Распухшие пальцы немели от холода, поэтому Варвара Николаевна нажимала клавиши двумя указательными, которые ещё слушались. Под вой метели за окном она дробно выстукивала:

«Сегодня первое марта. Воскресенье. Дожили до весны.

Я пытаюсь вспомнить прошлую весну и не могу. Мне стыдно, очень стыдно за последние годы жизни, но они стёрлись из памяти, превратившись в одну сплошную череду выпивок. Отсюда, из блокады, я ужасаюсь своему прошлому и скорблю, что для исцеления моей души понадобилась война. Многих она погубила, а меня спасла.

В Ленинграде относительно тихо. Били в Гостиный Двор и Екатерининский садик. Соседка сказала, что есть убитые и раненые. Всего она слышала взрывы тридцати пяти снарядов.

Говорят, что скоро в столовых не будут вырезать талоны на жиры.

Когда я услышала эту новость, меня переполнила гордость за Серёжу. Ведь в прибавке норм, пусть крошечных, есть и его труд.

Вечером по радио передали приказ выдать: керосина рабочим, служащим, иждивенцам и детям всем по ¼ литра, рабочим и детям по 25 грамм шоколада, а служащим и иждивенцам по 25 грамм какао.

Я давно забыла вкус какао, но как только отоварю карточки, выпью сразу весь запас за Серёжино здоровье. Я не видела Серёжу уже почти две недели и надеюсь, что сейчас мой сын жив, здоров и благополучен, если можно говорить о благополучии в условиях жесточайшей войны.

Скоро будут передавать сводку Совинформбюро, радио не работает, надо вставать, одеваться и идти на улицу. Сводку пропускать нельзя».

* * *

Из сообщения Совинформбюро от 1 марта 1942 г.:

…Несколько объединённых партизанских отрядов Ленинградской области под руководством товарищей H. и Б. внезапно атаковали группу немцев. Во время боя партизаны перебили 20 оказавших сопротивление немецких солдат, а 40 солдат и 1 офицера взяли в плен. Отряд захватил 7 пулемётов, 5 автоматов, 10 винтовок, 2 ящика гранат, 16000 патронов, 3 радиостанции и 64 подводы с продовольствием и обмундированием.

Пленный лейтенант 230 полка 76-й немецкой пехотной дивизии Карл Вендель рассказал: «За время войны 230-й полк потерял до 60 процентов личного состава офицеров. Некоторыми ротами сейчас командуют фельдфебели. В дивизии преобладают офицеры запаса. Большинство из них тяготятся военной службой. Офицеры жалуются на усталость и говорят о необходимости смены».

* * *

— Станция Березайка, кто приехал, вылезай-ка, — зло сказал Сергей и дёрнул фрица за рукав, вынуждая сползти с сиденья.

Тот неохотно подался, увидел хмурое лицо Сергея, два автомата и винтовку и быстро залопотал что-то по-немецки, всхлипывая и мотая головой, поскольку руки у него были связаны.

В школе Сергей учил французский и даже знал его вполне сносно, поэтому из немецкой речи пленного сумел выудить общее для романских языков и понял, что немец просит не расстреливать.

— О как! — заметил он больше сам себе. — А когда меня уложить старался, о смерти не задумывался? Чужая смерть не своя, её вроде бы и нет, подумаешь — человеком больше — человеком меньше.

В ответ немец конвульсивно дёрнулся, дрожа нижней губой. Он был одного роста с Сергеем, но крепче и шире в плечах. Темнота мешала рассмотреть его пристальнее.

— Пойдём, шнель. Петролеум аллес, — собрав все свои запасы немецкого, сказал Сергей. Пихнув пленного вперёд, он закинул за спину оружие, которое передавило плечо неимоверной железной тяжестью.

Мороз выстоялся такой сильный, что воздух буквально хрустел при вдохе и выходе. Запалив спичку, Сергей посмотрел на часы — шесть утра, рассвет ещё не скоро, а жаль: сориентироваться по солнцу не выйдет, придётся идти вслепую.

Он кинул взгляд на немца — тот покорно переминался с ноги на ногу, но увидев, что на него смотрят, сразу выпрямился.