Мера бытия

По дороге к Егору Андреевичу Катя прошла мимо разбомблённого дома, откуда они с Машей спасли девочку Ларису. Замедлив шаг, она скользнула глазами по оконному проёму, в котором застряла кровать с Ларисой. Сейчас спинка кровати косо торчала из груды снега рядом с проржавевшей железной балкой.

Запрокинув голову, Катя поймала ртом снежинку, тут же растаявшую на тёплых губах. После недель болезни радость жизни ощущалась особенно остро.

Если бы не Маша, доставшая лекарство, то… Катя улыбнулась, вспомнив, как вчера за Машей заходил симпатичный лейтенант в новенькой форме. Под любопытными взглядами девушек Маша шествовала к нему медленно, словно нехотя, а когда думала, что её никто не видит, понеслась вприпрыжку, на ходу поправляя гимнастёрку. Смешная Машка и добрая.

Тем же вечером Маша села к Кате на койку, обняла и горячо зашептала прямо в ухо:

— Ты, Катька, на меня не обижайся, но я хочу сказать тебе спасибо за болезнь. Правда-правда! Стыдно так говорить, но если бы меня Маруся не послала за сульфидином, то я бы не познакомилась с Игорем. А Игорь знаешь, он такой необыкновенный. — Для лучшей характеристики Игоря Маша крепко сжала Катин локоть и закатила глаза под потолок.

Её порозовевшее лицо светилось счастьем. Катя не удержалась и поцеловала её в щёку:

— Если так, то я рада, что заболела.

На перекрёстке у магазина Катя обратила внимание, что очередь совсем маленькая, из нескольких человек — благодаря Ледовой дороге карточки стали отоваривать без задержки. Первым стоял старик с палкой, за ним девочка в огромных чёрных валенках. Голенища доставали ей выше коленок, поэтому девочка напоминала котёнка в сапогах. Тощего, измученного котёнка с пустой авоськой в руках. Заметив Катин взгляд, девочка покосилась на валенки, а потом несмело улыбнулась. Наверное, весна и ей подарила надежду, залетевшую в город вместе с первыми лучами солнца. И хотя смерть ещё продолжала ходить по домам, но продовольственные нормы увеличивались, а эвакуация шла полным ходом.

Девушки в казарме сказали, что сегодня открылся кинотеатр «Молодёжный» и все билеты проданы. Маша пойдёт в кино со своим лейтенантом, а ей, Кате, не с кем. От этой мысли Катя нахмурилась, потому что думать о Сергее рядом с краснощёкой девушкой, которая обнималась с ним у кабины, было неприятно. Она отогнала от себя грусть. Пусть ходит с кем хочет, только бы его не ранило и не убило, а в кино можно и одной сбегать. Сохранить пару карамелек, сесть на последний ряд и перенестись в то время, когда дома ждала мама, в школьном драмкружке блистала подружка Ольга и с неба не падали бомбы.

То, что Егор Андреевич на посту, Катя поняла по приоткрытой двери в бомбоубежище. Он давно перебазировал туда свой письменный стол и кучу пухлых папок с завязочками.

— Это чтобы зря штаны в конторе не просиживать, — объяснил Егор Андреевич в последнюю встречу. — За время бомбёжки я успеваю уйму бумаг заполнить. Ты не представляешь, сколько нам горисполком документации навалил — за каждую малость пиши бумажку. Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек. До смешного доходит: люди уезжают в эвакуацию, а мы должны их имущество в реестр записать. А какое там имущество, если всё или на еду поменяно, или в буржуйках сожжено. Вон, Вера уехала — много у неё вещей осталось? Кот наплакал.

Решив сделать Егору Андреевичу сюрприз своим появлением, Катя медленно потянула на себя ручку двери и придержала, чтобы не скрипнула. Из полуподвального помещения в лицо пахнуло сырым воздухом с лёгкой примесью дыма от буржуйки. Кроме бомбоубежища подвал выполнял функции обогревательного пункта, поэтому печь исправно топилась хотя бы раз в день.

В тусклом свете стены влажно отсвечивали серой краской. Пять ступенек вниз вели к дощатому настилу, сквозь который виднелся песчаный пол. Сам Егор Андреевич сидел к ней спиной, ссутулив плечи, и неподвижно смотрел перед собой в пустое пространство с рядами деревянных скамеек. Кроме него людей в бомбоубежище не было.

Стараясь ступать как можно тише, Катя приблизилась к Егору Андреевичу и положила перед ним гостинец в виде плитки подсолнечного жмыха.

Он резко повернулся.

— А, Катюшка! Выздоровела! — Высушенное голодом лицо Егора Андреевича просияло радостью, хотя глаза оставались грустными, словно он недавно плакал.

— Выздоровела, Егор Андреевич, готова к труду и обороне.

Кате хотелось его развеселить, и поэтому она говорила нарочито бодро.

Он подхватил её тон:

— Молодец, девка, это по-нашему, по-ленинградски. Ты ведь теперь у нас настоящая ленинградка, крещённая голодом, холодом и огнём.

Несмотря на явную радость, его больше руки, находившиеся в беспрестанном движении, выдавали душевную маету. Они всё время что-то трогали, мяли, передвигали бумаги на столе.

Наткнувшись на очки, Егор Андреевич покрутил их за дужку и сказал:

— Помнишь посылку с сахаром, где был написан адрес Гришиных?

— Ещё бы не помнить! — Катя вдруг почувствовала усталость и оперлась ладонями на стол. Варежки она не снимала — обмороженные пальцы всегда мёрзли.