Мера бытия

Городская сводка по Ленинграду.

3 февраля, вторник

С того времени, когда Государственный Комитет Обороны принял решение о строительстве железнодорожной ветки Войбокало — Кобона — Коса, прошло немногим более 20 дней. И вот уже завершены подготовительные работы и началось строительство. Сильный мороз с ветром никого не остановил. На трассу вышли тысячи людей[28].

* * *

Бред накатил на Катю горячими волнами, из глубины которых появились расплывчатые фигуры разного цвета. Мама пришла в нежных голубых тонах, ласкающих, как струи воды. От маминого посещения Кате сразу стало легче и захотелось спать. Далеко за горизонтом угадывался белый как сахар силуэт женщины. Катя знала, что это тётя Люда, но разглядеть её не могла, потому что тётя таяла на глазах, превращаясь в полосу сизого дыма.

Подруга Оля увиделась тёмной, почти чёрной. Она неподвижно смотрела перед собой широко раскрытыми глазами, но Катю не замечала, оставаясь за чертой ледяного круга. Катя позвала Олю и попыталась безуспешно расколоть ледяной панцирь. Но Оля её не видела и не слышала.

Измученная, Катя снова заснула, погрузившись в новую волну, откуда к ней тянулись руки ленинградцев, которым она не смогла помочь. Где-то между приливами волн в Катином воображении жил Сергей. Исхудавший, с острыми скулами и милой косенькой улыбкой, он пробивался к ней сквозь хлопья снежного бурана над Ладогой. От свиста ветра у неё глохли уши, заполняя голову равномерным шумом. Кате становилось зябко и страшно. Она явственно представила на руле Сергеевы руки с обмороженными пальцами и сбитыми в кровь костяшками.

Докричаться до него не удавалась, потому что голос срывался на шёпот:

— Серёжа, держись, не сдавайся.

В горле пересохло.

— Пить. — Катя увидела склонившуюся над ней Марусю и спросила: — А где Маша?

Маруся глухо сказала:

— Маша на ответственном задании, но к утру должна вернуться.

— А сейчас ночь?

— Ночь.

Она могла бы не спрашивать, потому что казарма освещалась одной коптилкой на тумбочке, а Маруся сидела рядом полуодетая, с кое-как заплетённой косой.

Катя приподнялась на локте, обведя глазами спящую казарму. Сегодня ночь, а вчера был день, значит, она болеет уже долго.

— Маруся, а Сергей ко мне не приходил?

Рука Маруси погладила её запястье:

— Нет, не приходил. Никто не приходил, кроме доктора. Спи.

* * *

Дым из трубы в батальонной землянке рвало ветром в мелкие клочья — к пурге. Завьюжит скоро, заметёт, так что ни зги не видно, поди знай, где земля, где небо — всё смешается в одной белой круговерти.

Чтобы открыть дверь в землянку, Сергею пришлось отгрести от порога снег носком валенка. Ну и погодка — хороший хозяин собаку не выгонит. Но шофёры не собаки — должны в любую погоду крутить баранку, потому что город ждёт хлеба.

Под печку в землянке была приспособлена двухсотлитровая железная бочка из-под бензина. От жара её бока раскалились чуть ли не докрасна. Сергей подошёл к своим нарам и на минутку присел, свесив голову. Некрасиво, что он ушёл с вечеринки, но сердцу не прикажешь, тем более что мысли о необходимости увидеть Катю с каждой минутой становились глубже и отчётливее. Жаль, что полуторка не самолёт — рванул бы штурвал на себя, вжик — и готово, вот он, Ленинград, как на ладони.

Один раз Сергею доводилось летать над Ладогой. С высоты птичьего полёта ледовая трасса выглядела тонкой серой ниткой, грубо простегавшей белое полотно снежного покрова огромного озера. Вдоль по нитке двигались грузовики и автобусы, холмами маячили палатки санитарной службы, иглами торчали дула зениток, шевелились трактора, россыпью чёрных точек работали ремонтные бригады — всё это наполняло его чувством сопричастности, ведь это была и его дорога, которую он любил и проклинал.

Сверху дорожное хозяйство выглядело совсем беззащитным, словно игрушечным.

Но Сергей знал, что стоит появиться на горизонте вражескому самолёту, как дорога сразу же взорвётся рёвом моторов и резкими хлопками зенитных снарядов.

В середине января трассу отодвинули к свайной железной дороге, ближе к северной кромке льда. Случайно собьёшься с пути — и можно нырнуть в открытую воду.

Сергей подумал, что к концу войны на дно Ладоги ляжет не один автобатальон. Если бы он мог однажды собраться в колонну и выехать из воды!

Хлопнувшая дверь вывела его из задумчивости. Сергей встал, широко улыбнувшись заснеженному Аслану Чентиеву:

— С приездом!

Вместо ответа Аслан стянул со лба шапку-ушанку и уткнулся в неё лицом.

— Кто? — похолодев от дурного предчувствия, спросил Сергей.

— Коля Марков. — Сквозь шапку слова долетали глухо. Аслан едва сдерживал рыдания, потому что Николай был его лучшим другом и они с Асланом даже договорились после войны вместе пойти учиться на строителей.