Мера бытия

Ой, плохо! От расстройства она громко хлюпнула носом, утирая слёзы обледенелой варежкой, и тут увидела женщину, раздобывшую сульфидин. Она стояла, прижавшись спиной к чудом уцелевшему остову телефонной будки, и смотрела на Машу.

Повезло ей. Маша хотела пройти мимо, но её остановил негромкий шёпот:

— Подождите.

Она остановилась.

Женщина открывала и закрывала рот, некрасиво морща лоб, перечерченный глубокими морщинами. Было видно, что она хочет что-то сказать, но не может решиться, раздираемая внутренней борьбой.

— Что вы хотите? Вам помочь? — спросила Маша.

— Нет. — С отчаянным выражением женщина сунула Маше в руки полупрозрачный пакетик. — Быстро бери, пока даю, и уходи.

— Но как? Почему?

Маша ничего не понимала. Пергаментный свёрток размером с почтовую марку трепетал в пальцах ромашковым лепестком.

— Потому, что иначе я жить не смогу, — коротко ответила женщина. — Уходи, пока я не передумала.

В казарму Маша бежала как на крыльях. Пусть один порошок, пусть чуть-чуть, но это лучше, чем ничего.

— На один приём хватит, — сказала она Марусе, отдавая лекарство, — зато у нас есть лишние шесть часов. Как она?

— Всё так же, — Маруся кивнула на градусник в стакане, — температура высокая. Спит и пьёт.

— Надо дать хвойный отвар.

— Да даю. Девчата откуда-то стакан мочёной клюквы достали и морс сварили. Но этого мало.

— Знаю, что мало.

Не снимая фуфайку, Маша протянула к печурке озябшие руки, выпила кружку кипятка и снова повернула к двери:

— Пошла.

— Куда ты теперь?

Под Марусиным взглядом Маша слабо улыбнулась, внезапно почувствовав тяжёлую, сонную усталость от духоты и тепла:

— Буду добираться на тот берег.

Маруся, которая собиралась пойти дать Кате лекарство, остановилась и ахнула:

— Как?

— Обыкновенно. Пешком. Ходят же люди. Я знаю, ходят. Наташа Волосова из двадцать третьей дружины МПВО ходила. Говорят, даже некоторые горожане сами перебираются.

— Там трупов больше, чем выживших, — жёстко перебила её Маруся, — тридцать километров в мороз здоровый мужик не пройдёт.

Маруся говорила правду — по всему Ленинграду ходили слухи о грудах мертвецов, вмёрзших в ледяные могилы вдоль дороги. Если бы перейти озеро было так просто, то людям не приходилось бы отчаянно ждать эвакуации, отсчитывая каждый день жизни.

— А я пройду, — упрямо сказала Маша, — иначе у нас тоже будет труп. Катюхин. — Она впервые позволила себе спорить с Марусей и видела, что Маруся начинает колебаться. Маша поднажала: — Ты пойми, товарищ младший лейтенант, другого выхода нет.

— Я выпишу тебе пропуск. Может, повезёт найти попутку. И надень ватные штаны. Обмундирование проверю лично.

* * *

Скромная маленькая Кобона на побережье Ладоги испокон века жила рыбалкой.

Когда в ноябре полуторка Сергея впервые въехала на Вагановский спуск, он увидел утопавшие в снегу приземистые избы, прилепленные к берегам застывшей речки, и широкие деревянные причалы для рыбацких баркасов и малых лодок.

— Восемьдесят дворов у нас, сынок, — сказала ему местная старушка на вопрос о величине деревни, — только не деревня у нас, а село. Вон, видишь на пригорке церква Святого Николая Чудотворца?

Перетряхнув в голове знания по истории, Сергей вспомнил административное деление царской России и удивился, что местные им ещё руководствуются. Вот что значит глубинка, размеренно и упрямо живущая по-старинке, с иконами в красных углах и церквами, которые наперекор всем ветрам стоят стожарами и удерживают основу бытия.

А может, так оно и надо? Так и правильно?

В тот морозный день высокое небо над Кобоной сияло голубизной, а белые облака были похожи на крылья ангела, между которым и вздымался высокий шпиль со снятым крестом.

Остренькие глаза старушки смотрели на Сергея с наивным любопытством, с каким ребёнок ждёт, что похвалят его любимую игрушку.

Он не мог не улыбнуться в ответ:

— Как солнце поднялось, так я вашу церковь с середины Ладоги и увидел, словно она из-под земли вынырнула.

От похвалы старушка буквально расцвела:

— То-то, сынок! А застал бы ты нашу красавицу, когда на ней крест был! Да не простой, а с вделанными хрустальными шариками, чтоб рыбаки издалече путь к дому видели. Мой батяня вспоминал, что, бывалочи, в шторм закрутит Ладога, ни зги не видать, а промеж туч всплеснёт лучик от креста, глядишь, и сил прибавляется к земле пристать. Сколь людей наша церковь спасла — и не сосчитаешь, и много ещё спасёт.

Тот разговор со старушкой запомнился, и каждый раз проходя мимо церкви, Сергей думал, что слова о спасении оказались пророческими, потому что в церкви устроили эвакопункт, где измученных в дороге ленинградцев кормили, лечили и давали надежду на будущее.

Сейчас, идя с Манюней на вечеринку, Сергей бросил привычный взгляд в сторону церкви, окружённой толпой эвакуированных. Неуклюже переваливаясь через борт грузовика, люди торопились зайти в распахнутые двери, чтобы впервые за долгое время получать полную тарелку каши с тушёнкой и горячий сладкий чай. Он даже почувствовал запах этой самой пшёнки, греющей насквозь промороженное тело.