Мера бытия

К дому Манюниной подруги шли быстрым шагом, нагнув головы и стараясь держаться подветренной стороны, потому что с Ладоги шквально несло ледяным холодом. Несмотря на поздний вечер, по узким деревенским улочкам то и дело проезжали грузовики и от дверей столовой слышались громкие мужские голоса и тихий девичий смех. Семенящим шагом мимо прошла женщина с коромыслом, на котором глухо поскрипывали тяжёлые вёдра.

Манюня заговорщицки повернула лицо к Сергею и прошептала:

— Полные.

Он не понял:

— Что полные?

— Вёдра полные — к удаче. Знаешь такую примету?

«И почему она всё время городит несусветную глупость?» — подумал Сергей, но промолчал в ответ, а только взял Манюню за локоток, высвобождая дорогу блеснувшим впереди фарам.

Не снижая скорости, коротко просигналил из проезжавшего грузовика знакомый шофёр соседнего батальона. Сергею вдруг резко расхотелось идти с Манюней на ненужную вечеринку и сидеть среди незнакомых людей, делая вид, что тебе весело и интересно. Мысленно он был не в Кобоне, а ехал по ленинградским улицам по направлению к казарме МПВО.

Когда длинный забор из покосившегося горбыля закончился калиткой, Манюня уверенно просунула руку между досок и отомкнула внутреннюю щеколду:

— Пришли. Ох и потанцуем! Я знаешь как люблю танцевать?! — Выбив перед дверью чечётку, она ввела Сергея в просторную кухню, наполненную звуками граммофона, теплом и запахами еды.

От белёной русской печи несло жаром, обжигающим обветренные морозом щёки и руки.

Тусклый свет лампочки в оранжевом абажуре освещал стол в углу горницы, видимо, отодвинутый ради танцев. На столе Сергей заметил нарезанную грубыми ломтями буханку хлеба, тарелку колбасы, открытые банки с тушёнкой и эмалированную миску варёной картошки с торчащим сверху лавровым листиком.

Две девушки — высокая и низенькая — танцевали фокстрот и, увидев вошедших, остановились, как по команде:

— Машутка пришла! — закричала высокая, бросаясь к Манюне, хотя смотрела при этом на Сергея, и ему даже показалось, что она игриво подмигнула. — Знакомь нас скорее со своим кавалером.

— Сергей, — зардевшись пионом, сказала Манюня.

— А я Надя. — Высокая протянула руку лодочкой, и её рукопожатие оказалось по-мужски крепким.

Следом представилась низенькая — её звали Ликой. Она была очень хорошенькой, с огромными тёмными глазами и крошечным ротиком, густо наведённым малиновой помадой.

Кроме девушек в комнате были ещё два парня, рядком сидевшие на диване. Одного из них Сергей уже видел и смутно припомнил, что он вроде бы работает на погрузке у третьего склада. Он тоже узнал Сергея и дружески кивнул:

— Я Женя, а ты Сергей?

Другого парня звали Иван. Вместо приветствия он сухо кивнул, бросая на Лику взгляд собственника. Она кокетливо повела плечом в его сторону и провозгласила:

— Полный сбор, друзья, прошу за стол!

Все сразу оживились, задвигались, и после того, как картошка была разложена по тарелкам, Иван взял в руки бутылку вина.

— Девушкам в первую очередь!

Большие руки Ивана слегка подрагивали, расплёскивая вино мимо рюмок, и было видно, что он зол на что-то, хотя и пытается сдерживаться.

Когда очередь дошла до рюмки Сергея, он быстро накрыл её ладонью:

— Мне не наливай.

— Брезгуешь?

— Мне скоро в рейс, — соврал Сергей, заготавливая пути к отступлению, хотя до утра был совершенно свободен.

— Ну, в рейс, так в рейс, — не стал спорить Иван.

Его дублёное лицо немного расслабилось, и он кинул помягчевший взгляд на Надю:

— Первый тост хозяйке дома.

Надя встала:

— За Родину, за Сталина!

— Ура, товарищи! — поддержала Манюня.

Перед тем как выпить, она чихнула, словно кошка, а потом подцепила на вилку кусочек колбасы:

— Сто лет колбасы не ела.

Сергей тоже попробовал колбасу, удивившись давно забытому вкусу. Сама собой закрутилась мысль, что надо бы достать колбасы Кате, вот бы она обрадовалась!

После выпитой рюмки Иван подобрел и уже не смотрел вокруг себя таким волком.

Он почти ничего не ел и то и дело подкладывал закуски на Ликину тарелку.

Женя со склада напропалую ухаживал за Надей, а Манюня, плотно придвинувшись к стулу Сергея, бормотала всякую чушь, перемежая речь восклицаниями:

— Правда тебе здесь нравится? Правда весело?

Мрачнея с каждой минутой, Сергей согласно кивал, но после фокстрота, во время которого Манюня сделала попытку повиснуть у него на шее, не выдержал:

— Мне пора.

Манюня побежала сзади и, пока он надевал бушлат, стояла рядом с глазами несчастной собаки:

— Серёжа, ну пожалуйста, останься ещё хоть на полчасика!

— Не могу, меня ждут в Ленинграде. — Он вдруг сам уверовал, что сказал чистую правду и его действительно ждут в Ленинграде, очень ждут. Если поспешить и машину быстро загрузят, то к утру можно успеть сделать рейс сверх нормы и заглянуть в казарму к Кате.

Прогонит — значит прогонит, но поговорить с ней необходимо.

* * *