Мера бытия

От снега и инея обоз из десяти повозок был весь белый: белые лошади тянули белые сани, на белых облучках которых неподвижно сидели сгорбленные белые фигуры.

Утром, прощаясь, каждый из возниц по очереди пожал Лере руку, и она удивилась, что у неё такая маленькая ладонь.

Следующей ночью по Ладоге шли танки. Перекатывая гусеницами, они ползли по льду наподобие огромных зелёных жуков, лязгающих железными зубьями. Чтобы тяжёлые машины не проваливались, с них были сняты башни и каждый танк тянул свою башню сзади на волокуше.

Выглянувший из дверей Круглов довольно крякнул:

— Пусть крепче бьют гада. Эх, если бы не моя нога, я бы им показал кузькину мать.

Лера смотрела на танки сквозь мутное окошко палатки и мысленно благословляла их на бой, отчаянно желая, чтобы каждый танкист, севший за рычаги этих танков, пришёл с войны целым и невредимым.

* * *

Сегодня это кажется невероятным, но осаждённый город давал фронту танки. За первые полгода блокады — более 700 машин!

10 февраля на Заводе подъемно-транспортного оборудования имени С. М.Кирова создалась угроза срыва срочного фронтового заказа. Ремонт 13 танков задерживался из-за того, что сварщик И. И.Власов обессилел от голода и не мог прийти в цех. Его привезли сюда на детских саночках. Взобраться на танк у него тоже не было сил. Его подсаживали и поддерживали во время работы.

Когда И.И.Власов закончил сварочные работы, все 13 танков были отправлены на фронт[26].

* * *

За каждые сто тонн груза водители ледовой дороги рисовали на капоте звёздочку, как за сбитый самолёт. Как-то раз Сергей прикинул, сколько спасённых жизней вмещала каждая из этих звёзд. Получалось столько, что дух захватило, и он поклялся себе водить машину, пока руки в состоянии держать руль.

У Сергея звёздочка была уже третья. Для разогрева потерев ладонью о ладонь, он приложил к холодному металлу трафарет и мазнул кисточкой. Густая краска красной гвоздичкой расцвела на тусклой зелени капота.

Как Сергей ни старался рисовать аккуратно, пальцы всё же испачкались в краске, кровавя ногти алым колером. Он яростно потёр кожу ветошью, едва успев поправить ушанку, когда подошёл начальник автобата. В армейском полушубке, стянутом ремнём на талии, капитан выглядел солидно, хотя на самом деле отличался худобой и стройностью. Он мало спал, мало ел и давно забыл, что такое отдых и сытость.

Сергей вытянулся:

— Здравия желаю, товарищ капитан!

Капитан остановил его жестом:

— Медянов, тебе будет особое задание. Вместо эвакуированных повезёшь из Ленинграда спецгруз. Вот адрес, явишься по нему в распоряжение коменданта Бабочкина.

Сергей взял из рук капитана бланк наряда и козырнул:

— Так точно! Явиться к коменданту Бабочкину!

Он так звучно отчеканил фамилию, что по лицу капитана скользнула тень улыбки, тут же исчезнувшая при виде подъехавшей машины шофёра Клюкова с простреленной кабиной и выбитыми стёклами.

«Обычное дело, к которому никак не привыкнуть», — подумал Сергей, глядя, как капитан осматривает повреждённую полуторку. Слава Богу, что Клюкова не зацепило, а остальное починится.

Пока машина стояла под погрузкой, он урвал минутку, чтобы сбегать в магазин и купить кулёк сушек — маме и Кате.

При мысли о Кате его настроение мигом сменилось на тревожное и виноватое: вдруг Катя не пришла по уважительной причине, а он уехал и повёл себя как свинья.

«Да, товарищ Медянов, именно как свинья, вернее — поросёнок с огромным пятаком вместо носа», — сказал он сам себе с горьковатой иронией и даже потёр кончик носа, словно проверяя, не появилось ли на лице увесистое рыльце.

Он не заметил, откуда возникла Манюня. Она любила появляться внезапно, как в игре казаки-разбойники. Сергей подумал, что в детстве Манюня наверняка всегда выигрывала в прятки. Ей очень шла ладно подогнанная шинелька с начищенными пуговицами. Сергей заметил, что Манюня сменила неуклюжие валенки на аккуратные бурки, отделанные кожей. Всю эту убийственную красоту довершала кудрявая чёлка, крутыми локонами спадавшая на брови. Манюнины глаза смотрели с масляным обожанием, а рот приоткрылся сахарным крендельком:

— Серёжа, добрый денёк!

Воспитанный литературной мамой, Сергей ненавидел сюсюканье, каким часто грешили знакомые девушки. Хорошо, что Катя не такая. Он опять поймал себя на мысли о Кате и вновь в глубине просквозила тревожная нотка.

— Привет, Маша, хорошо выглядишь, — сказал Сергей, делая вид, что торопится, тем более, что он и вправду торопился.