Читаем Мера бытия полностью

Редактор Мария Кондратьевна сказала, что ей звонили из Смольного и приказали подать списки на эвакуацию. Мы все заволновались, радуясь, что сможем вырваться из осаждённого города. Особенно хлопотала корректор Надежда Спиридоновна, у которой трое детей.

Список получился коротким, потому что почти все сотрудники редакции умерли. Мы с Марией Кондратьевной ехать отказались. Мария Кондратьевна сказала, что здесь родилась, здесь и умрёт, а я хочу быть ближе к Серёже, потому что не могу потерять его ещё раз. Поехала только корректор. В первую очередь эвакуируют женщин с детьми.

Хотя нормы хлеба прибавили, смертность очень высока. Умирают многие. Страшно подумать, сколько трупов лежит сейчас в запертых квартирах, и обнаружить их могут только крысы. Конечно, по городу ходят бытовые бригады девушек-комсомолок, таких же дистрофиков, как мы все. Но разве они и бойцы МПВО могут оказать помощь сотням тысяч людей?

Весь город полон слухами о наших успехах на фронте. В разговорах упоминают Мгу, Псков и даже Лугу. Но радио молчит, а газета написала только о взятии Холма.

Людям всё равно хочется добрых вестей.

Вчера была в церкви и увидела, как на моих глазах умерла одна певчая. Её отнесли в сторону, а батюшка продолжил служить молебен “В нашествии супостатов”.

Он сам очень истощён, но держится. Дай Бог ему сил, потому что мы, миряне, можем уехать в эвакуацию или оставить службу, а священники должны держаться до конца. Страшно представить, что станет с городом, если в нём затихнет молитва».

* * *

Из сводки Совинформбюро:

У убитого на подступах к Севастополю немецкого ефрейтора 2 роты 32 пехотного полка Рудольфа Тунша найден дневник. Приводим краткие выписки из этого дневника:

«13 декабря. Двигаемся к фронту для штурма Севастополя.

17 декабря. Русские стреляют как никогда и как раз туда, где мы находимся.

18 декабря. Кран, Гербер, Гейнц, Маттелде убиты. Сегодня у нас много мёртвых и почти 30 процентов раненых.

20 декабря. Наконец-то мы окопались. Ночь и весь день прошли в боях. Ружейные залпы, миномётный, артиллерийский огонь. Можно сойти с ума… Эдгард ранен, Дональд Рейф также. Я назначен командиром отделения, но со мной только 5 солдат. А весь взвод насчитывает лишь 12 человек. Нервы слабеют.

21 декабря. Продвинуться не удалось. В течение 3 дней без сна, без покоя, что может быть хуже?

22 декабря. Всё ещё лежим здесь. Кто нас вызволит из этого тяжёлого положения? Русские нас совершенно сотрут с лица земли. В нашей роте осталось 42 человека. От этого можно обезуметь».

* * *

Перед ночной бомбёжкой немцы сбрасывали на парашютиках светящиеся ракеты. Плавно болтаясь в воздухе, светляки рассеивали вокруг противные мертвенно-синие искры, которые у Кати ассоциировались со смертью.

Сирены завыли, когда до конца дежурства оставалось всего полчаса.

Прислонившись спиной к стене дома, она смотрела на стаю самолётов и думала о горячем чае и дрожжевом супе, представлявшем из себя тёплую воду, заквашенную на разведённых дрожжах. Хотя от супа бурчало в животе, голод на время отступал.

Стоящая рядом Маша притопывала замёрзшими ногами и монотонно заклинала:

— Пронеси, пронеси, пронеси.

Катя увидела, как от самолётов отделились тёмные тени, летящие прямо на них.

— В бомбоубежище, быстро!

Бомба рванула, едва они успели перевалить через порог, оказавшись в душном помещении, освещённом одной коптилкой, малой искоркой мигающей в глубине.

— Не свалитесь, здесь ступеньки, — сказал рядом чей-то мужской голос.

Катя потянулась зажечь ручной фонарик, но Маша её опередила, осветив лицо мужчины в ушанке, из-под которой выбивался край белой вязаной шапки.

Засунув руки в рукава, он сидел на ящике с песком и мигал от яркого света.

— Много у вас народу в убежище? — спросила Катя, на случай, если придётся выводить людей из-под завалов.

— Да нет, человек десять. Теперь в убежище никто не ходит, какая разница, от чего умереть?

В последнее время такие рассуждения стали обычными, и бойцы МПВО слышали их каждый день, но всё же Катя строго сказала, повторяя слова лозунга:

— Нельзя так говорить. Мы должны бороться за каждую человеческую жизнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне