Мера бытия

С первых дней войны церковные приходы Ленинграда начали сбор пожертвований на оборону. Община Князь-Владимирского собора почти все свои деньги — более 700 тысяч рублей — отдала на устройство госпиталя. Из восьми миллионов рублей, которые были собраны верующими СССР на танковую колонну «Дмитрий Донской», два миллиона были переданы из блокадного Ленинграда. В осаждённом городе производились самые массовые перечисления в фонд обороны страны.

* * *

До церкви, куда Катя принесла серьги, надо было пройти через небольшой парк. Если смотреть вверх, то можно увидеть синее небо и сверкающие от инея ветки деревьев, а если опустить глаза вниз, то взгляд натыкался на серую протоптанную дорожку и ряды покойников, лежащих вдоль ограды. В распахнутые двери церкви свободно входили люди, крестясь и кланяясь, прежде чем войти.

На Катин вопрос о священнике худенький подросток в замызганной рабочей фуфайке махнул рукой:

— Не волнуйтесь, скоро будет. Отец Иоанн никогда службу не пропускает.

На службу отца Иоанна привозили на саночках две внучки. Старшая, пятнадцатилетняя Лизонька в материнском пальто, тянула верёвку а младшая Соня, которой недавно исполнилось девять лет, помогала сестре по мере надобности или подталкивала санки в горку.

Сам батюшка передвигался с трудом и когда смотрел на согнутые впереди спины внучек, плакал, не вытирая слёз, льдинками застывавших на морозе.

Остаться дома батюшка не мог, потому что люди ждали утешения и ободрения, и никто, как Господь, поставил его служить в блокадном городе. Блаженны плачущие, ибо они утешатся[21].

Сегодня немцы стреляли с особенным остервенением. Точным попаданием разнесло в щепки вмёрзшую в лёд баржу у набережной Невы и выворотило перила моста через Фонтанку. Держась на одной опоре, перила со стуком раскачивались от ветра, колотясь о гранитную чушку.

Отец Иоанн подумал, что на завтра придётся много отпеваний безвинно убиенных, а у него заканчивается песок, которым он посыпал тела, символически предавая их земле. Надо не забыть попросить кого-нибудь наколоть ломом ведро замёрзшего песка.

На подходе к церкви саночки перехватили прихожане, впрягаясь в верёвку вместо внучек.

В отличие от немевших ног руки двигались, поэтому отец Иоанн осенил всех крестным знамением и тихонько затянул тропарь при нападении врагов:

«Скоро предвари, прежде даже не поработимся врагом, хулящим Тя и претящим нам, Христе Боже наш, погуби Крестом Твоим борющия нас, да разумеют, како может Православных вера, молитвами Богородицы, Едине Человеколюбче».

Хотя на пороге церкви женщины подхватили батюшку под локти, он отстранился:

— Сам взойду.

В притвор отец Иоанн поднимался, переставляя ноги руками, но едва оказался внутри, как почувствовал прибавление силы.

— Слава Тебе, Господи, ещё день отстою.

Внучки помогли отцу Иоанну облачиться в рясу, которую он надевал прямо на ватник и армейские штаны. Руки мёрзли до посинения, с трудом удерживая кадило, которое висело тяжестью, подобно пудовой гире.

Из большой кружки, подаренной покойной женой, батюшка хлебнул глоток кипятка, чтобы не сел голос, и вышел на амвон.

Несмотря на голод, стужу, бомбёжки и обстрелы, народ в храм приходил толпами, как на Пасху. Батюшка не мог разобрать, кто из прихожан молодой, кто старый: он видел перед собой только глаза, наполненные надеждой, и души, парящие под куполом церкви в клубах общего дыхания.

Замотанные до ушей женщины из церковного хора уже приготовились к службе. Пытаясь согреться, они переминались с ноги на ногу и хлопали руками по бокам. Сгрудившиеся прихожане зашевелились в ожидании первых слов молитвы.

«Наверное, это и есть высшая любовь к Господу, служить ему на грани жизни и смерти», — умилённо подумал отец Иоанн, сбрасывая немощь, подобно ненужной одежде. Сейчас он был счастлив, что удостоился чести быть вместе с этими людьми, неколебимо стоявшими наперекор тёмной силе.

Служа Литургию, он увидел справа у солеи невысокую девушку в форме бойца МПВО, и когда делал каждение, специально прошёл рядом, чтобы ей обязательно досталось толика ладанной благодати.

Хорошие у неё глаза. Умные и добрые. Спаси её, Господи, и сохрани.

…Отстояв Литургию, Катя подошла к женщине, протиравшей оклад иконы, и тихонько спросила:

— Меня попросили передать в церковь серьги в фонд Победы, кому можно отдать?

Оставив работу, женщина посмотрела на Катю долгим взглядом, в котором сквозило напряжение:

— Я видела вас вместе с управхозом Егором Андреевичем. Я Алевтина Бочкарёва, меня подселили в квартиру к Гришиным.