Мера бытия

Регулировщики на ледовой трассе занимались рассредоточением транспортных колонн и контролем за соблюдением установленных дистанций между машинами. Это было особенно важно потому, что торможение автомашин на льду при отсутствии снега было почти невозможно, и езда машин на близких расстояниях друг от друга грозила провалом одновременно нескольких машин. В задачу регулировщиков входила также установка вех вдоль трассы. Днём направление трассы указывалось козелками из кольев, ночью это делалось с помощью фонарей, которыми были снабжены регулировщики. В случае обнаружения на ледовой дороге опасных мест регулировщики должны были отводить трассу в сторону, перенося козелки и переставляя фонари. В самые первые дни работы ледовой дороги на ней было выставлено 20 регулировочных постов. Но уже 26–27 ноября 1941 г. их число было увеличено до 45. Регулировщики стояли теперь через каждый километр, а на отдельных опасных участках и чаще. В ночное время дополнительно на каждые 450–500 м устанавливались фонари с синими стёклами[17].

* * *

На пятом километре вместо регулировщицы стояла снежная баба. Вмороженный в снежный ком фонарь жёлтым пятном очерчивал круг света, и от его луча на душе будто вспыхивало такое же светлое пятнышко, показывающее, что ты не один. Ясное дело — девчонки отбежали погреться. Баба тоже сгодится, лишь бы дорогу показывала.

Белое поле и темнота убаюкивали, и бороться со сном становилось всё труднее, не выручал даже специально подвешенный котелок с болтами, который на каждой выбоине ощутимо и громко лупил по затылку, прикрытому шапкой-ушанкой.

«Надо сосредоточиться, — приказывал себе Сергей, усиленно моргая слипающимися глазами. — Один неверный поворот руля — и ты в полынье».

Он увидел провалившуюся машину в первом же рейсе, когда их колонна попала под бомбёжку. Тогда, стараясь маневрировать из-под ударов, Сергей в первые секунды не понял, что случилось, но машина впереди вдруг подпрыгнула, завалилась на левый бок, и качая бортами, ухнула вниз, оставив на чёрной воде радужку бензиновой плёнки.

— Сашка! Это же Сашка Кузин!

Не глуша мотор, Сергей пулей выскочил из машины на лёд, закачавшийся под ногами. Не обращая внимания на разрывы, к полынье бежали другие шофёры из их колонны. Майор, выскочивший из головной машины, с перекошенным ртом закричал:

— По машинам! Не останавливаться!

Когда полуторки снова двинулись в путь, Сергей стискивал зубы, чтобы не плакать, и думал о том, каково лежать в ладожской глубине весельчаку и гармонисту Сашке Кузину, родом из далёкого сибирского городка.

От удара котелка по затылку мысли приняли деловое направление, а руки твёрже перехватили руль. За прошлые сутки Сергею удалось поспать едва ли два-три часа. Рейсы, ремонт, очередь на погрузку и разгрузку. Время крутилось со скоростью маховика на больших оборотах.

Сбросив газ перед мостками через промоину, Сергей глянул в сторону палатки обогревательного пункта. Белым холмом она маячила неподалёку от дороги, напоминая о поднявшемся из воды таинственном граде Китеж. Только озеро у Китежа называлось нежно, прозрачно — Светлояр, а тут сурово и кратко — Ладога.

С неделю назад Сергей забегал в санитарную палатку перевязать руку, обожжённую брызгами горящего керосина: чтобы устранить поломку, пришлось делать факел. Делала перевязку симпатичная фельдшерица Лера с карими глазами, в глубине которых плавали золотистые искорки. Чем-то неуловимым она напомнила Сергею Катю. Но Катя была лучше.

На ровном участке дороги Сергей прибавил скорость, стараясь догнать свою колонну. Встречный поток машин иссяк, и пространство вокруг дышало затаённой тревогой, готовой в любой момент взорваться осколками снарядов.

На этот раз на бреющем полёте над озером тенями прошли два «мессера», чёрные на чёрном небе. Сначала Сергей услышал звон стекла, а потом увидел, как прорвался рукав фуфайки, разбрызгивая клочки ватной подстёжки.

Ударив по газам, Сергей сдал машину назад, а потом резко рванул вперёд, пытаясь не позволить немцам прицелиться.