Мера бытия

Атаки следовали одна за другой. Встав во весь рост, сержант Бочкин одну за другой метал гранаты, перекашивая рот в крике:

— За Ленинград, сволочи! Получайте!

Поднявшее в зенит солнце палило жаром. Тягучий воздух кисельно дрожал серым маревом. Гора трупов росла. Войска шли в атаку на верную гибель. Жарища, невыносимый смрад.

— Пить! — откинувшись на спину, простонал комвзвода Кугелевич, зажимая рукой рану на плече. — Ребята, дайте хоть глоток.

Воды ни у кого не оказалось, а вместо стеклянных фляжек в вещмешках звякали осколки. Сергей провел по спёкшемуся рту тыльной стороной ладони, подумав, что не хватало ещё потерять сознания от жары.

Пользуясь затишьем, стали копать ямку под колодец. На глубине полутора метров показалась вода с багровыми сгустками крови.

Пить хотелось до смерти. Особенно страдал от жажды раненый Кугелевич.

— Эх, была не была, — сказал Бочкин, — где наша не пропадала.

Вода в котелок набиралась медленно по каплям. Дождавшись своей очереди, Сергей заставил себя сделать глоток, но котелок тут же выбило из рук шальной пулей.

— В атаку, вперёд! — грянуло где-то сбоку поля боя. — Ура! За Родину!

Сергей снова откатился за пулемёт, перетащив его к другому краю пологой ямины. Перед глазами простиралась огромная поляна и виднелись рельсы узкоколейки.

«Уехать бы сейчас», — подумал он с тоской, устанавливая пулемёт в рабочее положение.

Со всех сторон к котловану стягивались немцы. Медлить было нельзя. Приподнявшись на локтях, комвзвода вслух пересчитал оставшихся. Их было пятеро: Сергей, Василий, сержант Бочкин и два танкиста.

Мутнеющий взгляд младшего лейтенанта Кугелевича пробежался по лицам и застыл, споткнувшись о жерло танка:

— Слушай мою команду! Приказываю прорываться к лесу. А там… — Кугелевич втянул в себя воздух, — …как Бог даст. Я вас прикрою. Старшим группы назначаю Медянова. Он шофёр, дороги знает, быстрее выведет к своим. Только подтащите ко мне всё оружие убитых. Постараюсь продержаться подольше.

Было видно, что Кугелевич истекает кровью и держится из последних сил.

Минуту молчания оборвал разрыв бомбы.

— Воздух! Ложись!

В небо взметнулся столб песка.

* * *

Младший лейтенант Лев Кугелевич не думал о смерти и не боялся, что скоро немцы забросают его гранатами или срежут автоматной очередью. Больше всего он хотел пить, и у него кружилась голова от потери крови. Когда он подтянул к себе автомат, руки ходили ходуном, а палец не попадал на спусковой крючок.

Чтобы расплывающиеся фигуры бойцов стали чёткими, он часто моргал, хотя это помогало плохо, потому что взгляд всё равно не фокусировался. Лёва вспомнил, как в детстве, упав с каштана, получил сотрясение мозга. Перед домом во Львове рос замечательный каштан с прохладными широкими листьями. Даже в самый жаркий полдень под деревом можно было найти глубокую тень.

Лёва карабкался на каштан в надежде заглянуть в окно Наталки с третьего этажа — черноокой и чернобровой дивчины с волной каштановых волос. Распущенные волосы доставали Наталке до пояса, а после дождя капельки воды в волосах сверкали бриллиантовой россыпью. Хитрая Наталка знала, что он за ней подсматривает, и нарочно шире раздёргивала тюлевые занавески, делая вид, что не замечает, как влюблённый мальчишка ловит каждое её движение.

Между тем наивным мальчиком Лёвой из швейного техникума и младшим лейтенантом Кугелевичем, что звездой распластался на кровавом песке, лежала война.

Львов… Мама назвала сына Львом в честь родного города. Сейчас на Украине хозяйничают фашисты. О том, где находится мама, Лёва старался не думать, но всем сердцем надеялся, что она успела эвакуироваться или уйти с потоком беженцев.

Если ему посчастливится попасть в списки погибших, то мама получит извещение, что сын — Лев Семёнович Кугелевич, двадцати одного года от роду — пал смертью храбрых.

Сконцентрировав взгляд, он посмотрел на пятерых бойцов, стоящих у его изголовья.

Почему они медлят? Теряют время.

Он шевельнул пересохшими губами, пытаясь выдавить из себя последние слова:

— Вперёд, на прорыв. Приказываю.

* * *

Зрелое лето кружило густой листвой и заманивало в болота брусничными россыпями. От кислых ягод сводило скулы, но Сергей всё равно рвал их горстями, уж больно хороши, да и есть хотелось невыносимо.

Вырываясь из окружения, они шли третьи сутки. Танкисты Степанцов с Мошниковым, Василий, сержант Бочкин и Сергей.

Направление к Ленинграду было перекрыто вражескими кордонами и минными полями. Вдоль дорог громоздились обломки брошенной техники. Несколько раз отчётливо слышалась немецкая речь. На пути попадались свежие могилы, обрывки фашистских газет, пустые консервные банки.

Накануне вечером они сгрызли последние крошки сухарей, зажевав их горстками водянистой болотной голубики.

Жара сменилась на пронзительно холодный дождь с порывами ветра, лохмотья мокрой формы прилипли к телу, зубы стучали от холода. Остановиться и развести костёр было рискованно — кругом немцы, да и коробок спичек в кармане запасливого сержанта Бочкина отсырел насквозь.