Мера бытия

С 22 мая 1942 г. немецкие войска усиливают нажим на войска 2-й ударной армии и развёртывают части в районе коридора, где жестокие бои не утихали весь май 1942 г. 30 мая 1942 г. при поддержке штурмовой авиации немецкие войска переходят в наступление и 31 мая 1942 г. наглухо закрывают коридор, расширив заслон до 1,5 километров[43].

В котле оказались 40 157 человек в строю (по состоянию на 1 июня 1942 г.). При этом по состоянию на 25 июня 1942 г. в госпитале армии насчитывалось ещё около 12 000 раненых. Какая-то часть из них получила ранения в июне 1942 г. и учтена в цифре 40 157 человек на 1 июня, какая-то часть была ранена до 1 июня и не учтена в данной цифре. Снабжение армии, и так совершенно недостаточное, прекратилось совсем.

После закрытия коридора отвод войск армии к нему не прекратился, а продолжался. С боями, под нажимом противника, авиационными налётами, к Мясному Бору стекались остатки армии из котла, который соответственно уменьшался в размерах. На 20 июня 1942 г. в окружении оставались в строю 23 401 человек — к этому времени все остатки армии сконцентрировались близ Мясного Бора[44].

* * *

Сугробы громоздились до бортов кузова. Полуторка вязла и буксовала в снежной каше. Несмотря на зиму, в распахнутую дверцу машины почему-то врывалась жара, а не холод. Наклонившись, Сергей попробовал зачерпнуть горсть снега, чтобы утолить жажду, но вместо снега пальцы натыкались на слой песка.

— Серёга, слышь, Серёга!

Его теребили за рукав. Не открывая глаз, он вырвал руку, но зудёж над ухом не прекращался.

— Серёга, подъем. Комбат зовёт.

Глаза открылись сами, сонно моргая от бьющего закатного солнца. Переход от сна к яви был разительным, потому что вместо снежной прохлады вокруг стояла жара, пропитанная вонью от тысяч разлагающихся трупов. В ярком свете истекающий снизу воздух казался липким и масляным.

Сергей сел, переведя взгляд на лицо Васьки, заросшее чёрной щетиной по самые уши.

Тот нетерпеливо дёрнул головой:

— Пошли на построение, все уже собрались.

Пригибая головы, они перебежали в соседнюю траншею, где вокруг комбата — старшего лейтенанта Орехова — сгрудились несколько человек — остатки батальона численностью в четыреста штыков.

Приказ комбата отличался лаконичностью, клином врезаясь в сознание. Осмотрев личный состав, Орехов хмуро одёрнул гимнастёрку с обширной дырой на плече, сквозь которую проглядывала несвежая повязка.

— Значит так, товарищи бойцы. Получен приказ командования выходить из окружения. Всем максимально запастись продовольствием и боеприпасами и в два часа тридцать минут ночи десантироваться на лаптях. — Чтобы подкрепить силу слов, комбат ткнул пальцем в направлении двух танков, заботливо прикрытых срубленными берёзками. Видимо, резкое движение далось ему с болью, потому что угол рта комбата на секунду пошёл вниз, но голос был по-прежнему твёрд. — Запомните, к отражению танковой атаки фрицы не готовы, поэтому приказываю действовать слаженно и напористо. Задача ясна?

Командир взвода, младший лейтенант Кугелевич, бодро ответил за всех:

— Так точно, товарищ командир! Есть подготовиться к прорыву!

«Значит, через несколько часов будет бой, — подумал Сергей, — последний и решающий».

Им вдруг овладела странная лёгкость, какая бывает, когда тяжело забуксовавшая машина вдруг дёргается и идёт вперёд. Он вспомнил свой сон. Снежку бы сейчас холодненького.

— Жарко — нам плохо, и холодно — нам плохо, — сказал он вслух, чтобы не молчать рядом с тяжело вздыхавшим Василием.

Тот остановился и взял его за плечо:

— Серёж, я хочу попросить тебя об одном деле. — От жажды его голос звучал невнятно, с хрипотцой, переливаясь низкими нотками.

Сергей остановился, рукавом размазывая пот по щеке:

— Попроси, коли не шутишь.

— Какие шутки! В общем, если ты мне друг, — Василий перевёл дыхание, — ты меня застрелишь, когда ранят.

Его глаза смотрели с отчаянной решимостью, и было видно, что над этой просьбой он долго и мучительно думал.