Мера бытия

Осознание того, что Лера Гришина оказалась двоюродной сестрой, пригвоздило Катю к паркетному полу с пятнами грязи от армейских сапог на ногах. Она забыла вытереть их о коврик при двери.

В голове металась мысль, что те люди, которым суждено встретиться, соединены между собой невидимой нитью. Нить может запутаться или растянуться, но никогда не прервётся. Мама, неизвестная тётя Люда, посылка с адресом, испуганное и озлобленное шипение Гришина, что здесь такая не проживает, — обломки событий притягивались друг к другу как намагниченные.

Не зная, как сообщить Лере потрясающее известие о родстве, она беззвучно открывала и закрывала рот, пока смогла выдавить:

— Лера!

— Что? — Лера посмотрела на неё сухими глазами.

В них не было ни единой слезинки, только бесконечная усталость и непонимание от того, что её отец умер таким мерзким образом — лицом в тарелку с золотом, рядом с кучей еды.

Катя шагнула и положила руку ей на плечо, крепко стиснув пальцы:

— Лера, если твоя мама Людмила Ясина, то ты моя двоюродная. Понимаешь? — Катя присела перед Лерой на корточки и заглянула ей в лицо. — Я тоже Ясина. Наши мамы родные сёстры.

— Но у мамы не было сестры, — произнесла Лера деревянным голосом. Она всё ещё пребывала в шоке. — Хотя… — она запнулась, — …я мало знала о ней. Мама пропала, когда я была маленькой, а папа запрещал даже воспоминания. — Она бросила быстрый взгляд на тело отца, потом на Егора Андреевича, деликатно стоявшего в неподвижной позе. — Ты прости меня, как-то сразу в голове не укладывается. Слишком много всего сразу. Но если ты и вправду моя сестра… — Она вдруг порывисто обняла Катю. — Я не знаю, что сказать…

Встав, Лера подошла к столу, к горке тускло отблескивающего золота. Трогать не стала, а наоборот, заложила руки за спину, словно в тарелке лежали раскалённые угли:

— Егор Андреевич, заберите часы, я не хочу к ним притрагиваться. — Она встретила его вопросительный взгляд. — Надо отдать ценности на нужды армии. Наверняка их где-нибудь принимают.

— Я в церковь относила, — сказала Катя. — Там собирают средства на танковую колонну.

На случай, если Лере вдруг понадобится помощь, она старалась держаться поблизости, но Лера уже оправилась от первого удара и держалась спокойно, хотя и напряжённо.

— Вот и отнесите вместе, — сказал Егор Андреевич, — раз вы теперь сестрёнки. — От умиления Егор Андреевич украдкой смахнул слезинку и глухо пробурчал: — Слаб стал на слёзу, старый перец.

Сейчас он мог бы говорить всё что угодно, потому что Катя и Лера ничего кругом не видели и не слышали.

Оглушённая событиями Лера никак не могла сосредоточиться и бросалась делать то одно, то другое, а Катя исподволь всматривалась ей в лицо и обмирала, когда находила сходство со своей мамой.

Оказывается, у Леры были мамины брови и мамин разрез глаз с тяжёлыми веками, обрамлёнными полутонами, как на старинных иконах.

Поднимая носилки с Гришиным, Лера наклонила к плечу голову, и у Кати заныло сердце. Точно такое же движение делала её мама — дорогая мамочка, наспех закопанная на безымянной полянке незнакомого леса.

До похорон они отнесли покойника в соседскую квартиру, вымершую за зиму. Дверь своими ключами открыл Егор Андреевич.

От ветра в выбитых окнах по коридору тянуло сквозняком.

— Повыше кладите, — посоветовал Егор Андреевич, — а то крысы съедят.

Они опустили Гришина на огромный дубовый стол с массивными ножками, под репродукцию, с которой кривлялся козлоногий сатир с бокалом в руке.

— Я помогу с похоронами, — сказала Катя, не сводя глаз с ехидной усмешки сатира. Казалось, он радуется соседству с Гришиным, и стоит запереть квартиру, как, топоча копытцами, он тут же спрыгнет вниз.

От этой фантазии Кате стало немного жутковато, хотя она была совсем не суеверной.

Немного позже, когда Егор Андреевич ушёл, Лера отдала соседке все продукты, которые нашла в комнате. Их было много: два ящика тушёнки, десять пачек какао, стопка плиток шоколада, бутылка растительного масла и несколько килограммов крупы.

Растерянная Алевтина Бочкарёва то плакала, то крестилась, то хохотала, то металась к дочкам, которые сидели, прижавшись друг к другу, и не понимали, почему мама превратилась в умалишённую.

Много раз за вечер Кате хотелось броситься к Лере, обнять, затормошить, сказать, что у неё есть письмо от тёти Люды, Лериной мамы, которое ей обязательно надо прочитать. Несмотря на написанные в нём неприятные вещи, Катя была уверена, что вдвоём им будет легче искать ответы на поставленные вопросы. Да и вообще, вдвоём легче, особенно теперь, когда у них с Лерой появилась пусть маленькая, но самая настоящая семья.

* * *

Июньский день выдался тёплым, и прекрасное настроение не омрачил даже затяжной артобстрел, который Варваре Николаевне пришлось пережидать в сыром бомбоубежище на соседней улице. Подвальное помещение скупо освещали две коптилки, забивая запах плесени пеленой чада.

Народу было совсем мало — набирала обороты эвакуация.