Мера бытия

Едва щёлкнула задвижка, Катя быстрым движением пригладила волосы и приготовила дежурную улыбку. Почему-то вдруг вспомнилась старая колокольня в обрамлении зелёной рощи и бескрайнее поле цветов, рассыпанных по пшенице. Словно взобравшись на колокольню, она перевела дух, но при первом взгляде на лицо Варвары Николаевны поняла, что летит вниз головой.

* * *

Варвара Николаевна была аккуратно причёсана и тщательно одета в тёмно-синее платье с маленьким белым воротничком. Глубокое горе выдавало только лицо с совершенно потухшими глазами и судорожно сжатые сухие белые губы.

— Вы ко мне? — Её голос звучал ровно и бесстрастно. — Я вас ждала. Принесли?

Катя удивилась:

— Что принесла?

— Рукопись для перепечатки. Меня вчера предупредили, что пришлют курьера.

Взгляд Варвары Николаевны пробежался по Катиным рукам в поисках папки с бумагой.

— Я не курьер, — сказала Катя, — я Катя. Серёжина знакомая.

— Катя? — Брови Варвары Николаевны вздрогнули, словно она что-то припоминала. — Ты Катя! Серёжина девушка. Я ходила к тебе в казарму. Серёжа прислал письмо, просил навестить. Беспокоился. Мне сказали, что ты больна. Это было давно — в начале весны. Я к вам на службу ещё два раза заходила, но никого не заставала.

Катино сердце как будто перевернулось: он беспокоился. Прислал письмо…

Боясь услышать самое страшное, она быстро спросила хриплым шёпотом:

— Где сейчас Серёжа?

Вместо ответа Варвара Николаевна развернулась и пошла по коридору вглубь квартиры. Она была в туфлях, и каблучки гулко цокали по щербатому паркету.

Катя догнала её и схватила за руку:

— Где Серёжа, Варвара Николаевна? Вы мне не ответили.

Получилось грубо, но Кате было всё равно.

Варвара Николаевна обернулась, досадливо моргнув:

— Разве я тебе не сказала? Месяц назад Серёжа пропал без вести.

Она пошла дальше по коридору. Катя сзади. Теперь она не могла уйти. Да и не хотела уходить, пока не узнает подробности.

Они вошли в небольшую комнату, которую Катя неясно запомнила при свете коптилки. Диван, покрытый холщёвым покрывалом, у окна буржуйка, два стула, большой комод без ящиков — сожгли, наверное, на тумбочке пишущая машинка с заправленным листом. Икона в углу. На оконном стекле Катя рассмотрела отпечатки ладоней. Было видно, что Варвара Николаевна долго стояла здесь, глядя во двор.

Катя боком подошла и тоже глянула сквозь стекло. Даже зажмурилась — вдруг сейчас, вопреки всему, во двор вкатит знакомая полуторка со звёздочками на капоте. Но через двор прошла только женщина с двумя вёдрами.

Варвара Николаевна опустилась на диван и посмотрела на Катю долгим взглядом, в котором теплились терпение и покорность.

Катя попросила:

— Расскажите мне всё, что знаете про Серёжу.

— Да я, в сущности, ничего и не знаю. — Варвара Николаевна говорила тихо и медленно, обдумывая каждое слово. — Пришёл молодой человек из Серёжиного батальона и передал, что Серёжа пропал без вести. Он даже не сказал где. Военная тайна. Мой друг, Ефим Петрович, обещал разузнать, но смог сказать только, что Серёжа делал рейс в район Любани на Волховском фронте. Там предполагалось разорвать блокадное кольцо, шли тяжёлые бои.

— А извещение? Вам прислали извещение?

— Нет. — Варвара Николаевна покачала головой. — Ничего не присылали.

— Пропал без вести — ещё не значит убит, — решительно сказала Катя. — Он мог остаться без связи или попасть в госпиталь. Его могли перебросить на другой участок фронта. Да мало ли что могло случиться! Война, неразбериха, сами, наверно, знаете. — Убеждая Варвару Николаевну, она говорила и для себя самой, вкладывая надежду в каждое слово. — Мы должны верить и ждать. Она посмотрела на икону. — Без веры нельзя.

Она сказала «мы», потому что теперь и мысли не допускала, что может оставить Серёжину маму одну со своим горем. Теперь они должна быть только вместе, а там уж как получится.

Если бы она, Катя, пропала без вести, то её мама точно так же убито сидела бы на диване и не могла бы ни есть, ни пить.

Она осмотрела комнату, не заметив никаких признаков пищи.

— Варвара Николаевна, когда вы в последний раз ели?

Варвара Николаевна поднесла руку ко лбу и долго думала, а потом ответила:

— Не знаю. Наверное, на работе в столовой. Надо посмотреть карточки в сумке.

Она проговорила это обстоятельно, как маленькая, а потом уставилась в окно и замолчала.

Не спрашивая разрешения, Катя взяла её сумку и проверила карточки. Они были на месте. Уже хорошо. Девушка пошла на кухню, едва не споткнувшись в коридоре о ящик с пустыми бутылками — ленинградцы собирали их для нужд армии, принесла чайник с холодной водой и достала из вещмешка сухой паёк.

— Варвара Николаевна, вот здесь продукты, вы их используйте, не жалейте. А то придёт Серёжа и будет ругаться, что вы похудели. Надо есть. И пить чай. Вы поняли?

Катя легонько встряхнула её за плечи, выводя из оцепенения.

— Поняла.

Катя заставила Варвару Николаевну съесть галету, по-хозяйски разложила продукты на комоде и пообещала:

— Я буду приходить часто-часто, как смогу. Но вы держитесь. Ради Серёжи. Обещаете?

Варвара Николаевна поднялась, провожая её до двери: