Мемуары ротного придурка

Вот в какой ситуации я неожиданно оказался, не зная, радоваться или наоборот... Подведешь батальон - на этот раз уже и начальство не простит: "наркомзем" обеспечен. В партию вступать - страшно. Батальонный опер лейтенант Забрудный такой хай может поднять: "Я ихнего брата знаю! Их под трибунал, а они "ейн-цвей" - и в партию!" Как начнет копать, чего доброго, и до моих репрессированных родственников докопается...

При этой мысли у меня мурашки по спине забегали. Я решил, что терять все равно уже нечего, и, нарушив строжайший запрет тети, сказал парторгу начистоту:

- Товарищ лейтенант, я всей душой с нашей родной партией, но мой папа два года просидел за троцкизм, а дядя арестован за связь с предателем Туполевым.

- Ты кому об энтом говорил? - тут же спросил парторг.

- Нет, вам первому. Мне тетя запретила это рассказывать, - признался я.

- Ты мне ничего не говорил, я ничего не слыхал, понял? - сказал парторг. - Тетин приказ выполняй, война спишет. В анкете мне чтобы о родственниках ни-ни!

- Вы чему меня учите? - искренне возмутился я. - Партию обманывать!

- Обманывать?! Ежели так по-бюрократически подходить, как ты, то и принимать некого будет в ряды, - ответил парторг и сообщил доверительно, что и сам он тоже свое социальное происхождение скрывает: отец держал лавку, а он в анкетах указывает - "из семьи крестьянина-бедняка".

Парторг, как говорится, прижал меня к стенке, но все же, чтобы и батальон не подвести, и себя, я предложил ему компромиссное решение.

- Товарищ лейтенант, ежели погибну в этом бою за Родину и лично товарища Сталина, прошу тогда считать меня коммунистом, - заявил я. (С мертвого ведь не спросят за сокрытие родственников...)

- Погоди, погоди. А как не погибнешь, что я с показателями буду делать? Давай по всей форме, - заартачился парторг, и, чтобы от него отвязаться, я ему форму номер семь заполнил. Но в заявлении так и написал: "Если погибну за Родину и лично товарища Сталина, прошу считать меня членом Коммунистической партии". Завещание это я хотел спрятать у себя на груди, однако парторг решительно возразил:

- А как в тебя снаряд прямым попаданием ударит? Тю-тю, ищи-свищи завещание, а мне отчитываться.

Не подозревал я тогда, что батальонный парторг лейтенант Кваша такой сволочью окажется и, чтобы смухлевать на показателях, посмертно зачислит меня в партию.

На передовой я пробыл всего два дня, на третий меня ранило. К этому времени от нашей роты, вернее батальона, осталось тринадцать солдат, один станковый пулемет и один ручной. Никакого начальства над нами не было, ни офицеров, ни сержантов. Когда лейтенант был тяжело ранен, он приказал пока командовать мне.

А какой я был ночью командир, когда сам ходил на привязи за своим первым номером? В саперной роте мне сплели специальный поводок из бикфордова шнура: одним концом я цеплял его за свой ремень, другим - за ремень напарника, являвшегося моим поводырем.

Ранило меня ночью на другой стороне Одера, который мы днем форсировали по взорванному мосту. Нас накрыло минометным огнем, я закричал: "Вперед! Бегом!" - чтобы выйти из-под обстрела.

В этот момент вспыхнул взрыв, совсем рядом. Первый номер с пулеметом упал и потянул меня за собой. Поводыря убило, а я вначале даже не почувствовал, что ранен, но когда от него отцепился, то из-за сильной боли даже не смог бежать следом за своими. Я понял, что ранен в живот. Стал обдумывать, как мне быть. Если ждать тут до утра, я могу отдать концы.

Спасение пришло, как с неба. Вдруг послышался шум мотора и приглушенный мат. Это оказались заблудившиеся артиллеристы с противотанковой пушкой, они совсем было заехали к немцам, хорошо, что я предупредил. Меня подобрали в машину и завезли в какой-то медсанбат чужой дивизии. Из медсанбата перевезли в армейский госпиталь, в город Бяла Бельска.

Глава VI. БЛЕДНАЯ СПИРОХЕТА - ОРУЖИЕ ВРАГА

КАНТОВКА В "НАРКОМЗДРАВЕ"

Итак, будучи ранен в стрелковой роте, я попал в медсанбат, а затем в армейский госпиталь, стоявший в городе Бяла Бельска, неподалеку от границы между Польшей и Чехословакией.

Признаюсь честно: чего я больше всего боялся на фронте, так это госпиталя. Не столько вражеские пули и снаряды меня пугали, сколько операционный стол и хирург в белом халате со скальпелем в руке. Еще я ужасно боялся, что если меня контузит, то в госпитале через меня будут пропускать электрический ток, - об этом я еще наслышался в запасном полку. Я заранее дал себе клятву: ни за что не попадать в госпиталь с контузией, лучше умереть! В детстве я, как-то решив попробовать, какого вкуса электричество, лизнул штепсельную розетку - вкус этот мне запомнился на всю жизнь.

Во время боев в Карпатах меня и вправду контузило. Вместо того чтобы отправиться в госпиталь и пройти лечение, я отлеживался две недели в ротной хозячейке под телегой, а потом два года заикался.

За геройский патриотический подвиг меня наградили орденом Славы III степени, а он давался не каждому (разумеется, об истинной причине своего героизма я умолчал).