Мемуары ротного придурка

Однажды подхожу я к своему месту и вижу, что он там стоит рядом с конем и писает в мой "умывальник”. Будь на моем месте Васька, толстозадый придурок тут же схлопотал бы по "будке”. Я же от досады первый раз в жизни выругался матом.

Видимо, у меня это вышло недостаточно внушительно: он преспокойно дописал, застегнул ширинку и, издав в ответ на мой укор неприличный звук, ускакал на своем шикарном коне.

Через некоторое время к нам в полк приехал товарищ Ворошилов, он был представителем Ставки на нашем участке фронта. Я оказался тогда около штаба по каким-то делам и видел его буквально в трех шагах. Если бы мне не сказали, что это Климент Ефремович, я бы его никогда не узнал без усиков и без маршальской формы. С ним было несколько человек в плащ-накидках и в том числе толстозадый обладатель "будки”, по которой я не смазал исключительно в силу своей хлипкости. Этот "интеллигент"оказался командующим Отдельной Приморской армией – генерал-полковником Еременко! Разумеется, больше я на то место не ходил.

Однажды я схватил десять суток "губы"по милости все того же Василия Титовича Полежаева. Было это в Ялте, после севастопольских боев. Василий Титович тогда здорово ударял по женской части, в полку он отсутствовал. А тут прибыл приказ: срочно представить офицерский состав к награждению.

Командир роты представил взводных, но его самого должен был представить к награде его начальник – полковой инженер.

Конечно, капитан Семыкин не хотел оставаться без награды и приказал мне живого или мертвого Полежаева отыскать.

Я сбился с ног, обегав все злачные места Ялты, где имели обыкновение бывать наши офицеры, но Василия Титовича не нашел. Обдумав ситуацию, я пришел к выводу, что если бы я и обнаружил в каком-нибудь злачном месте Полежаева, то все равно ему в этот момент было бы не до реляции и все равно эту реляцию пришлось бы составить мне. Поэтому я со спокойным сердцем представил капитана Семыкина к наивысшей боевой награде – ордену Красного Знамени. Составив реляцию, я, как обычно, подписался за инженера и отнес в штаб полка.

Спустя несколько дней в штабе появляется Василий Титович, не подозревая о происшедшем, и узнает, что он представил командира саперной роты к самой высокой боевой награде. Как обычно, он был в подпитии и никак не мог сообразить, в чем дело. Он стал отрицать, что, мол, никакого Семыкина к награде не представлял. Тогда ему предъявили его собственноручную подпись. Василий Титович так разозлился, что в сердцах меня продал. Не знаю уж в какой раз я оказался на волосок от штрафной – теперь отстоял меня награжденный мной командир роты.

После этого случая я тоже для себя сделал вывод: подделывать чужие подписи опасно (даже по согласованию с их авторами), и с тех пор все донесения подписывал своей фамилией.

Не хвалясь, замечу, что, являясь нестроевым придурком, в силу боевой обстановки иногда был вынужден принимать участие в боях в общей массе саперной роты. Поскольку на передовую мне запрещалось являться в очках – блеск стекол обычно указывал на наличие наблюдательного пункта, по которому противник немедленно открывал артогонь, я стрелял из автомата вслепую, куда и все, а однажды даже бросал ручную гранату – тоже в направлении противника.

…Конечно, без недоразумения у меня не обошлось. Когда капитан Семыкин приказал бросать гранаты, все бросили, а я по своей рассеянности не успел – вдруг меня сомнение взяло: вынимать кольцо надо до броска или после?! Пока я сообразил, что после уже поздно, началась страшная суматоха, и о гранате я вспомнил через некоторое время, обнаружив ее в левой руке.

К ужасу моему, граната оказалась без кольца, и я до сих пор не понимаю, почему она не взорвалась! Надо ее немедленно бросать, но куда? Все перемешалось, отовсюду стрельба!

Обернувшись, я увидел рядом капитана Семыкина, стрелявшего с колена из своего трофейного парабеллума. Не долго думая, я с гранатой направился к нему, чтобы спросить, куда ее кидать. Но капитан не так меня понял.

- Назад! Саперы не отступают! – закричал он, наводя на меня пистолет.

- Товарищ гвардии капитан, я не отступаю, а просто хотел посоветоваться насчет гранаты.

Тут капитан обложил меня так, что все сомнения у меня враз пропали. Как ошпаренный я помчался обратно и бросил вперед гранату, укрывшись за пнем.

…После этого случая надо мной смеялся весь полк, хотя я был представлен к медали "За отвагу”.

Глава V. БОЕЦ НЕВИДИМОГО ФРОНТА

Я И РЫЦАРИ РЕВОЛЮЦИИ

С детства я привык относиться к славным чекистам со священным трепетом. Они чем-то выделялись среди всех папиных друзей-военных, хотя носили такую же форму с "ромбами", портупеями и кобурами. Печать суровости лежала на их мужественных лицах, а работа их была овеяна страшной тайной. Среди папиных товарищей по подполью в период Гражданской войны было несколько рыцарей революции, работавших в ЧК под руководством "Железного Феликса", а затем занимавших ответственные посты в НКВД.