Читаем Мемуары. Переписка. Эссе полностью

Ради Бога не беспокойтесь и не собирайте никаких посылок. Свою продовольственную программу я уже выполнила, меньше торчу у плиты, муж избавился от очередей, а девицы, как всегда, мечтают похудеть. Так что мы в полном порядке.

Статью о Вас, a la portrete для «Литературной Армении», наконец закончила[352], а если к ней подверстать несколько Ваших новых стихотворений, то получится очень даже просто замечательно. Не знаю, добилась ли портретного сходства (помни о скромности), но писала с любовью, а это — единственный способ что-то понять.

Судя по моему куражу, можете догадаться, что живется нам невесело и нет особых надежд на полное и окончательное просветление в отдельно взятом дурдоме. Но стараемся не падать духом. Когда хоть чуть-чуть развиднеется, напишу подробней, договорились?

Нежный привет Гале и мальчикам. Мои желают Вам всего самого лучшего, что только можно придумать.

Обнимаю. Ваша Н.

*

Милый, если Вы меня слышите, улыбнитесь.

Октябрь, 90

<p>«Артиллерия бьет по своим…»</p><p>Переписка Д. Самойлова с А. Межировым</p><p>№ 1. А. Межиров — Д. Cамойлову</p>

03. III.71

Дезик.

Ты так и не занес книгу… Тебя отвлекает стыд, что в поэме[353] и в разговорах (даже при Зое[354]) опорочил человека, заведомо зная, что среди «ифлийцев» и «фронтовиков», именно этот человек всегда вел себя независимо и честно, не лез в «секретари», не становился в очередь на Голгофу, не исключал из Союза старых поэтов[355]. Однако для людей, которые занимались всем этим, у тебя нашлись почти ласковые рифмы, дружеское похлопывание по плечу, мое имя в поэме ты произвел от слова «мерзавец»[356]. Мне и понятно это и непонятно. Понятно, потому что ты инстинктивно точно нашел во мне безопасный амортизатор, громоотвод, чтобы заземлять и гасить избыток нервной энергии, нервные взвизги, душевную ожесточенность. Ты прав — я безопасный громоотвод. Так как, вопреки всему, люблю тебя и никогда не отвечу жестокостью на жестокость. Непонятно же потому, что Шуберт Франц[357] так не поступает.

Ну а пишу тебе вот по какому поводу. Сима и Эмма[358] просили, чтобы я разыскал тебя и достал для них твою новую книгу[359]. Они пока живут у Шахбазова[360], собираются в Тбилиси. Так что занеси им книгу поскорей.

Твой А. Межиров

<p>№ 2. А. Межиров — Д. Cамойлову</p>

VI.71

Отвечать на твое письмо, Дезик, я не собирался, так как был убежден, что вскоре, поостыв, вспомнив и подумав, ты зайдешь сам и скажешь, что твое письмо адресовано не мне, что не меня ты имел в виду и т. д. Но ты опять так и не зашел.

Ты написал мне, что я был недобрым к людям, докатился до зубатовщины?[361] Занимался мистификацией, исходя из злого умысла и тайного тщеславия.

Мы знакомы почти тридцать лет, и я бы мог просить тебя спокойно и здраво рассудить, когда и кому причинял я зло, когда и кого предавал, из какого корыстного умысла исходил. Но просить тебя об этом бесполезно, — ты сам хорошо знаешь, что эти пороки мне чужды. Других пороков множество, а злобности, корыстолюбия, тайного тщеславия не было и нет. За четверть века ты мог в этом убедиться.

Твоя уверенность в чистоте и независимости К. Леонтьева и отвращение к современной леонтьевщине[362] соответствуют моим. Об этом задолго до твоей поэмы я написал стихи недвусмысленные и непримиримые[363].

В чистоте и независимости Солженицына и людей, подобных ему, убежденных, действующих, <нрзб>, я не сомневался никогда. Однако не одобрял жалкую, а сплошь и рядом и своекорыстную суету, которая возникла за их спинами, толчею в очереди на Голгофу, когда одна рука «подписывала»[364], а другая смиренно и просительно стучалась в кабинет к парторгу. Явление это — оборотная сторона современной зубатовщины. Мерзко это.

Так о какой поврежденности натуры ты говоришь, о каких моих идеях, о каких связях. Тебе хорошо известно, что связан я только с одиночеством. А с Вадимом Кожиновым[365] связан так же, как и ты, струнами его хмельной гитары, но вовсе не идеями Охотного ряда, Аэропорта[366], славянофильства или западничества.

Что же касается актерства, то это действительно игра, это мой проклятый рок. Эта игра — мифологизация действительности. Она опасна только для меня. Потому что я всегда играл по «системе» всецелого переживания («Станиславский»), а не по «системе» отчуждения («Брехт»), играл на самоуничтожение, а не ради тайной корысти и злого умысла. «Все, все, что гибелью грозит»[367]. В этой игре были «неизъяснимы наслажденья», а результаты всегда тяжки, с потерями, а не с приобретениями. Я играл честно. И согласен честно платить по этому счету. Но ты предъявляешь мне совсем другой.

Остается лишь поеживаться от сырого мороза несправедливости, который стоит над страницами твоего письма.

Твой А. Межиров

<p>№ 3. Д. Cамойлов — А Межирову<a l:href="#n_368" type="note">[368]</a></p>

Саша!

Перейти на страницу:

Все книги серии Диалог

Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке
Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке

Почему 22 июня 1941 года обернулось такой страшной катастрофой для нашего народа? Есть две основные версии ответа. Первая: враг вероломно, без объявления войны напал превосходящими силами на нашу мирную страну. Вторая: Гитлер просто опередил Сталина. Александр Осокин выдвинул и изложил в книге «Великая тайна Великой Отечественной» («Время», 2007, 2008) cовершенно новую гипотезу начала войны: Сталин готовил Красную Армию не к удару по Германии и не к обороне страны от гитлеровского нападения, а к переброске через Польшу и Германию к берегу Северного моря. В новой книге Александр Осокин приводит многочисленные новые свидетельства и документы, подтверждающие его сенсационную гипотезу. Где был Сталин в день начала войны? Почему оказался в плену Яков Джугашвили? За чем охотился подводник Александр Маринеско? Ответы на эти вопросы неожиданны и убедительны.

Александр Николаевич Осокин

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском
Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском

Людмила Штерн была дружна с юным поэтом Осей Бродским еще в России, где его не печатали, клеймили «паразитом» и «трутнем», судили и сослали как тунеядца, а потом вытолкали в эмиграцию. Она дружила со знаменитым поэтом Иосифом Бродским и на Западе, где он стал лауреатом премии гениев, американским поэтом-лауреатом и лауреатом Нобелевской премии по литературе. Книга Штерн не является литературной биографией Бродского. С большой теплотой она рисует противоречивый, но правдивый образ человека, остававшегося ее другом почти сорок лет. Мемуары Штерн дают портрет поколения российской интеллигенции, которая жила в годы художественных исканий и политических преследований. Хотя эта книга и написана о конкретных людях, она читается как захватывающая повесть. Ее эпизоды, порой смешные, порой печальные, иллюстрированы фотографиями из личного архива автора.

Людмила Штерн , Людмила Яковлевна Штерн

Биографии и Мемуары / Документальное
Взгляд на Россию из Китая
Взгляд на Россию из Китая

В монографии рассматриваются появившиеся в последние годы в КНР работы ведущих китайских ученых – специалистов по России и российско-китайским отношениям. История марксизма, социализма, КПСС и СССР обсуждается китайскими учеными с точки зрения современного толкования Коммунистической партией Китая того, что трактуется там как «китаизированный марксизм» и «китайский самобытный социализм».Рассматриваются также публикации об истории двусторонних отношений России и Китая, о проблеме «неравноправия» в наших отношениях, о «китайско-советской войне» (так китайские идеологи называют пограничные конфликты 1960—1970-х гг.) и других периодах в истории наших отношений.Многие китайские материалы, на которых основана монография, вводятся в научный оборот в России впервые.

Юрий Михайлович Галенович

Политика / Образование и наука
«Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения
«Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения

В книге известного критика и историка литературы, профессора кафедры словесности Государственного университета – Высшей школы экономики Андрея Немзера подробно анализируется и интерпретируется заветный труд Александра Солженицына – эпопея «Красное Колесо». Медленно читая все четыре Узла, обращая внимание на особенности поэтики каждого из них, автор стремится не упустить из виду целое завершенного и совершенного солженицынского эпоса. Пристальное внимание уделено композиции, сюжетостроению, системе символических лейтмотивов. Для А. Немзера равно важны «исторический» и «личностный» планы солженицынского повествования, постоянное сложное соотношение которых организует смысловое пространство «Красного Колеса». Книга адресована всем читателям, которым хотелось бы войти в поэтический мир «Красного Колеса», почувствовать его многомерность и стройность, проследить движение мысли Солженицына – художника и историка, обдумать те грозные исторические, этические, философские вопросы, что сопутствовали великому писателю в долгие десятилетия непрестанной и вдохновенной работы над «повествованьем в отмеренных сроках», историей о трагическом противоборстве России и революции.

Андрей Семенович Немзер

Критика / Литературоведение / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии