Мегрэ в школе

– Может, во время урока они перешептывались или обменивались записочками?

Новому учителю не было еще и двадцати двух лет. Он явно смущался, разговаривая с Мегрэ, но не потому, что тот служил в уголовной полиции, а потому что был известным человеком. Несомненно, он вел бы себя точно так же в обществе популярной кинозвезды или политика.

– Призна́юсь, я как-то не обратил на это внимания. А должен был?

– Что вы думаете о юном Селье?

– Минуточку… Кто это?.. Я еще не освоился с именами…

– Самый высокий и самый толстый мальчик в классе… Прилежный ученик…

Учитель перевел взгляд на первое место первой скамьи, вероятно, место Марселя. Мегрэ сел на скамью, но его ноги не поместились под слишком низкой партой. С этого места он увидел не огороды, а липу, росшую во дворе, и дом Гастенов.

– Он не показался вам взволнованным, смущенным?

– Нет. Помнится, я спрашивал его на уроке арифметики. При этом я отметил, что он очень умный мальчик.

Справа от дома учителя, чуть дальше, были видны окна второго этажа двух других домов.

– Возможно, завтра я зайду и попрошу у вас разрешения поприсутствовать на уроке.

– Я в вашем распоряжении. Думаю, мы остановились в одной и той же таверне. Но здесь мне удобнее готовиться к урокам.

Мегрэ простился с учителем и направился к дому Гастенов. Но встретиться он хотел не с мадам Гастен, а с Жан-Полем. Пройдя чуть больше половины дороги, он заметил, что занавеска шевельнулась. Он остановился, вздрогнув при мысли, что вновь окажется в душной маленькой комнате и увидит унылые лица матери и сына.

Мегрэ просто струсил. Его охватила лень, возникшая наверняка из-за неторопливого ритма деревенской жизни, белого вина, солнца, которое постепенно садилось за крышами.

В самом деле, что он здесь делал? Наверное, раз сто в самый разгар расследования у него возникало такое же чувство беспомощности, вернее, собственной никчемности. Он внезапно оказался погруженным в жизнь людей, о которых еще накануне не знал, но его ремесло заключалось в том, чтобы раскопать их самые интимные тайны. Хотя, по сути, не это было его ремеслом. Он сам решил приехать, потому что учитель ждал его в течение нескольких часов, сидя в чистилище криминальной полиции.

Воздух начал синеть, стал более свежим, более влажным. То тут, то там зажигались окна. Кузницу Маршандона заливал красноватый свет. Было видно, как при каждом выдохе мехов взвивались ввысь языки пламени.

В лавке напротив, словно на рекламном плакате, неподвижно застыли две женщины. Только их губы слегка шевелились. Казалось, они говорили по очереди, и после каждой фразы торговка сокрушенно качала головой. Говорили ли они о Леони Бирар? Вполне возможно. А также о завтрашних похоронах, которые должны были стать памятным событием в истории Сент-Андре.

Мужчины по-прежнему играли в карты. Вероятно, так они убивали время каждый день, обмениваясь одними и теми же фразами, протягивая руку к своему стакану и вытирая усы.

Мегрэ собирался уже войти, заказать бутылку вина, сесть в уголке в ожидании ужина, но тут резко затормозивший прямо перед ним автомобиль заставил его вздрогнуть.

– Я вас напугал? – раздался радостный голос доктора. –  Вы еще не раскрыли все тайны?

Доктор вышел из автомобиля и закурил сигарету.

– Это не похоже на Большие бульвары, –  заметил он, показывая рукой на окружавшие их тускло освещенные витрины, кузницу, приоткрытую дверь церкви, откуда лился слабый свет. –  Было бы хорошо, если бы вы увидели всё это зимой. Вы уже начали осваиваться с деревенской жизнью?

– Леони Бирар хранила письма, адресованные разным людям.

– Старая сволочь. Некоторые называли ее ханжой. Если бы вы знали, как она боялась умереть!

– Она была больна?

– Больна так, что должна была сдохнуть. Только вот она никак не подыхала. Как и Тео, которого следовало похоронить лет десять назад. Однако он продолжает выпивать свои четыре литра белого вина в день, не считая аперитивов.

– Что вы думаете о Селье?

– Они стараются изо всех сил стать мелкими буржуа. Жюльен приехал сюда по направлению детского дома, где он воспитывался. Он много работал, чтобы добиться определенного положения. У них только один сын.

– Я знаю. Очень умный мальчик.

– Да.

Мегрэ показалось, что в голосе доктора он уловил некоторую сдержанность.

– Что вы хотите сказать?

– Ничего. Он хорошо воспитанный мальчик. Поет в церковном хоре. Он любимчик кюре.

Вероятно, доктор не любил всех кюре.

– Вы думаете, что он солгал?

– Я этого не говорил. И я ничего не думаю. Если бы вы двадцать с лишним лет проработали деревенским врачом, вы стали бы таким же, как я. Всё, что их интересует, так это заработать деньги, обменять их на золотые монеты, положить золотые монеты в бутылки и зарыть бутылки в своем саду. Даже когда они болеют или получают увечье, они хотят, чтобы им за это заплатили.

– Я не понимаю вас.

– Просто существуют разные страховки и пособия, которые затем можно превратить в деньги.

Доктор говорил почти так же, как почтальон.

– Скопище негодяев! – сделал вывод доктор, хотя его тон, похоже, опровергал эти слова. –  Они смешные. И мне они очень нравятся!

– Леони Бирар тоже?