– Заткнись, Харальд, – огрызнулся я и, схватив цепь, поволок голову вперёд, едва не сшибив капитана за борт бычьим рогом.
Я доволок наживку до Сэм, и мы вместе исследовали мясной крюк, очень основательно вогнанный в череп.
– Сойдёт за рыболовный крючок, – решила Сэм. – Давай закрепим цепь.
Несколько минут мы увлечённо крепили цепь к леске, то есть к мотку стального плетёного троса весом сотни три фунтов.
Вдвоём с Сэм мы выкатили голову на нос и спихнули в воду. Голова медленно пошла ко дну. Бычий глаз, погружаясь в пучину, смотрел на меня с укором: зря ты так, приятель.
Притопал вразвалку Харальд, притащив с собой большое кресло. Он бухнул его четырьмя ножками в отверстия для якоря, а потом закрепил стальными тросами.
– На твоём месте, человек, – сказал он, – я бы пристегнулся.
Кресло с его кожаной упряжью больше всего походило на электрический стул. Но я послушно уселся и принялся возиться с ремнями, а Сэм любезно держала удочку.
– Почему именно я должен в нём сидеть? – спросил я.
– Это твоё обещание, – напомнила Сэм. – Ты поклялся честью.
– Провались оно. – Из великаньего комплекта снаряжения я извлёк несколько пар перчаток – всего на каких-то четыре размера больше, чем надо! – и натянул их.
Сэм вручила мне удилище и тоже надела перчатки.
У меня было смутное воспоминание о том, как мы с мамой смотрели «Челюсти»[73]. Мама сама настояла. Правда, она предупредила, что будет дико страшно. Но я большую часть времени скучал, глядя на всю эту тягомотину, или ржал над отстойной резиновой акулой.
– Пожалуйста, пусть я поймаю резиновую акулу, – пробормотал я.
Харальд заглушил мотор. Внезапно настала жутенькая тишина. Ветер стих. Снежные крупинки шуршали по палубе, как песок в песочных часах. Волны улеглись: море будто затаило дыхание.
Сэм стояла у планширя и потихоньку, по мере того как бычья голова уходила вглубь, травила трос. Наконец он ослаб.
– Дошла до дна? – спросил я.
Сэм прикусила губу:
– Не знаю. Я думаю…
Трос натянулся со звонким визгом, точно молотком ударили по пиле. Сэм выпустила его, чтобы её не катапультировало за борт. Удилище рванулось из рук, чуть не лишив меня пальцев, но я как-то исхитрился его удержать.
Кресло подо мной стонало. Кожаные ремни впились в ключицы. Шпангоуты надсадно скрипели, заклёпки выскакивали из пазов.
– Кровь Имира! – вскричал Харальд. – Да нас разнесёт в щепки!
– Ослабь леску! – Сэм схватила ведро и плеснула воды на кабель, который уже дымился от трения о борт.
Я стиснул зубы. Руки стали как ватные и не слушались. И только я решил, что всё, больше мне не сдюжить, как тянуть перестали. Трос напряжённо гудел, светясь лазерным пунктиром в сотне ярдов от правого борта.
– Что это? – спросил я. – Оно решило вздремнуть?
Харальд ругнулся:
– Не по нутру мне всё это. Морские чудовища так себя не ведут. Даже самый большой улов…
– Тяни, – скомандовала Сэм. – Живо!
Я потянул удилище на себя. Это было как армрестлинг с Терминатором. Удилище согнулось. Трос заскрипел. Сэм оттягивала трос от планширя, но даже с её помощью я не справлялся.
Плечи у меня затекли. Поясница разламывалась. Несмотря на холод, я весь взмок. И при этом меня трясло от какого-то азарта. Я словно вытягивал свой улов из подводной битвы.
Время от времени Сэм пыталась меня подбодрить, выкрикивая что-то наподобие: «Да нет же, идиот! Тяни!»
Наконец перед носом лодки обозначился тёмный овал диаметром полсотни футов. Море вскипало грязной пеной.
Харальду от штурвала было лучше видно, что там всплывает у нас под носом. Похоже, поэтому он и заверещал совершенно невеликаньим писклявым голосом:
– Режь леску!
– Нет, – твёрдо возразила Сэм. – Теперь поздно.
Харальд выхватил нож. Он швырнул его в трос, но Сэм отбила клинок топором.
– Прочь, великан! – взревела она.
– Нельзя, чтобы эта тварь всплыла! – заныл Харальд. – Это же…
– Да, я знаю!
Удочка начала выскальзывать у меня из рук.
– Помоги!
Сэм одним прыжком подскочила ко мне и ухватилась за удилище. Она вклинилась рядом со мной в кресло, но я был слишком измотан и испуган, чтобы конфузиться.
– Мы все можем умереть, – пробормотала Сэм. – Но Ран на это дело уж точно клюнет.
– Почему? – спросил я. – Что там за тварь?
Наш улов вынырнул на поверхность и открыл глаза.
– Познакомься, это мой старший братец, – ответила Сэм. – Мировой Змей.
Глава 33. Братец Сэм просыпается немного сердитым
КОГДА Я ГОВОРЮ, что змей открыл глаза, я имею в виду, что вспыхнули два зелёных прожектора, каждый размером с батут. Радужки змеиных глаз так слепили, что я испугался – а вдруг мне всю оставшуюся жизнь предстоит видеть мир в цвете лаймового желе.
Хорошие новости заключались в том, что «вся оставшаяся жизнь» – это явно было недолго.
Из-за гребня на голове и заострённой морды зверь больше смахивал не на змею, а на угря. Его шкура поблёскивала камуфляжными пятнами – зелёными, коричневыми, жёлтыми. (Прикиньте, я сижу тут как ни в чём не бывало и расписываю его в красках. А тогда-то в голове у меня была только одна мысль: «О-О-ОЙЙЙ! СПАСИТЕ!»)