Меч Лета

Вот и досчитался. Это ж надо: родиться сыном скандинавского божества, угодить в викингский рай – да ещё это слащавое отпевание в часовне для всех религий. Если и существует Всемогущий Бог, большой босс всей Вселенной, то вот он, наверное, со смеху покатывается, на меня глядя.

На входе в зал стояла моя фотография размером с постер, вместо рамки – венок из чёрной гофрированной бумаги. Они выбрали ту самую стрёмную фотку меня-пятиклассника из школьного альбома. А рядом с траурным портретом лежала раскрытая книга для посетителей.

Меня так и подмывало взять ручку и сделать первую запись: «Спасибо, что пришли на мои похороны! Магнус».

А кто, собственно, придёт-то? Дядя Рэндольф? Может, Фредерик с Аннабет, если они ещё в Бостоне. Мои школьные приятели двухлетней давности? Ну да, наверное. Если бы на похоронах раздавали закуски, то кто-нибудь из бездомных дружков мог бы заглянуть. Хотя настоящие друзья – это только Блитцен и Хэртстоун.

Что-то я завис, спохватился я. Торчу на пороге этой часовни уже неизвестно сколько. А ведь я сюда не поглазеть явился. И я заставил себя двинуться по проходу к помосту.

Когда я увидел своё лицо в гробу, меня чуть не стошнило.

Да нет, не потому что я такой уродский, а… Это примерно как слышать свой голос в записи – всегда же есть какая-то неловкость, правда? Или как смотреть на собственное неудачное фото. Ну а теперь представьте, что перед вами лежит ваше тело – вполне себе осязаемое. Вроде как вы – но в то же время не вы.

Волосы мне пригладили лаком к вискам. Лицо наштукатурили пудрой – видно, чтобы прикрыть царапины и синяки. Рот кривился в неестественной улыбке – сроду при жизни так не улыбался. А ещё меня одели в дешёвый синий костюм и повязали синий галстук. Всю жизнь терпеть не мог синего. И руки мне сложили на животе, спрятав дыру, которую проделал раскалённый кусок асфальта.

– О нет, нет… – Я вцепился в бортик гроба.

От неправильности всего этого в животе у меня снова заполыхало.

Я всегда знал, что будет с моим телом после смерти. Совсем не то, что я сейчас видел. У нас с мамой был на этот счёт договор – ага, звучит жутковато, но на самом деле ничего жуткого. Мама взяла с меня слово, что когда она умрёт, я её кремирую, а прах развею в лесу на Синих холмах. И она мне пообещала сделать то же самое со мной, если я умру первым. Ни маме, ни мне совершенно не улыбалось, чтобы наши тела пичкали химикатами для пущей сохранности, потом выставляли на всеобщее обозрение, а потом закапывали в ящике. Нам хотелось быть на солнце и на свежем воздухе. И чтобы нас развеяли по ветру.

Я не смог сдержать данного маме слова. И теперь меня ждали в точности те похороны, от которых меня воротило.

У меня слёзы навернулись на глаза:

– Прости меня, мам.

Я бы сейчас с удовольствием опрокинул этот гроб. И поджёг бы похоронную контору. Но я здесь по делу. Я ищу меч.

Если он и лежит в гробу, то не на виду. Я вдохнул поглубже и провёл рукой по внутренней обивке гроба, словно собирая выпавшую из кармана мелочь. Ничего.

Возможно, меч скрыт гламуром. Я распростёр ладонь над гробом, пытаясь ощутить присутствие меча, как тогда, на мосту Лонгфелло. Но ничего не ощутил: ни жара, ни гудения.

Оставалось только одно: перевернуть тело.

Я взглянул на Магнуса версии 1.0.

– Не обижайся, чувак.

При этом я твердил себе, что тело – это предмет неодушевлённый. Вроде пугала для ворон. Что это точно не я.

Я перекатил тело на бок. Оно оказалось тяжелее, чем я рассчитывал.

Но и снизу ничего не обнаружилось – разве что булавки, которыми для верности пришпилили костюм. Бирка на простыне сообщала: «50 % сатин, 50 % полиэстр. Сделано в Тайване».

Я вернул тело на место. Причёска у мёртвого Магнуса вся растрепалась. Одна щека расцвела пунцовым, как пион. Руки расцепились, и казалось, что я всем показываю пальцем неприличный жест.

– Гораздо лучше, – одобрил я. – Хотя бы похоже на меня.

За спиной раздался слабый голос:

– Магнус?

Я чуть не выпрыгнул из своей детсадовской футболки.

На пороге стояла моя кузина Аннабет.

Глава 26. Подумаешь, умер! Позвонить-то тебе что мешает?

Я БЫ УЗНАЛ ЕЁ, даже если бы не видел два дня назад в парке. Её волнистые светлые волосы с детства не изменились. Серые глаза смотрели с прежней решимостью – словно она увидела цель где-то вдалеке и приготовилась рвануть к ней и нанести удар. Одета она была лучше, чем я: оранжевая лыжная куртка «Норт Фэйс», чёрные джинсы, зимние ботинки со шнурками. Но если бы нас увидели рядом, наверняка сказали бы: родные брат и сестра.

Аннабет просверлила взглядом сначала меня. Потом гроб. Шок схлынул, теперь по её лицу было видно, что она лихорадочно соображает.

– Я так и знала, – серьёзно произнесла она. – Я знала, что ты не умер.

С этими словами она кинулась мне на шею. Я уже говорил, что не люблю, когда меня трогают, но после всего случившегося от обнимашек с Аннабет я расклеился.

– Ага… я… – Голос у меня задрожал. Я как можно аккуратнее высвободился из её объятий и незаметно смахнул слёзы. – Я так рад тебя видеть.

Аннабет сморщила нос, глядя на тело в гробу: