Меч королей

– Позволь мне убить его, – попросила она, и впервые с момента нашей встречи лицо Бенедетты просияло счастьем.

Мы продолжали плыть вверх по реке.

* * *

В Лунден мы пришли в сумерках, и сумерки эти казались гуще из-за окутывавшего город дыма. Сюда же тащились еще десятка два кораблей, по большей части с припасами и фуражом, необходимыми для пропитания целой оравы обитающих в городе людей и коней. Одно из судов нагрузили сеном так, что оно, огибая при помощи прилива повороты реки, напоминало плавучий стог. Мы миновали небольшие поселения к востоку от Лундена. Здесь стояли верфи со штабелями бревен, коптящие смолокурни, а дубильщики распространяли смрад всех оттенков, пока обрабатывали шкуры мочой. И поверх всего этого висел свойственный Лундену аромат древесного дыма и выгребных ям.

– Это не река, а сточная канава какая-то, – пожаловался Финан.

– Привыкнешь, – успокоил его я.

– К такому разве можно привыкнуть? – возмутился ирландец, глядя на воду за бортом «Сперхафока». – Да в ней дерьмо плавает!

Болотистые берега остались позади, сменившись двумя невысокими холмами Лундена. Сгущались сумерки, но света хватило, чтобы различить трех копейщиков, стоящих на высоком каменном парапете римского бастиона, охраняющего восточную оконечность города. Ни на одном не было бордового плаща, да и стяга с прыгающим оленем мы не заметили. Эти трое также не выказали никакого интереса, когда мы проплывали мимо них. Пристани, забитые кораблями, начинались сразу за маленьким фортом. Ниже по течению от большого моста виднелась так хорошо знакомая мне каменная стена. Ее построили римляне, и защищала она платформу, на которой стоял роскошный дом. В нем я когда-то жил с Гизелой.

У каменной стены причаленных кораблей не было, поэтому я толкнул рулевое весло, и усталые гребцы сделали несколько последних взмахов.

– Втянуть весла! – скомандовал я, и «Сперхафок» заскользил к массивной каменной кладке.

Гербрухт завел носовой швартов в прочное железное кольцо, вделанное в стену, и стал ждать, пока «Сперхафок» преодолеет последние несколько ярдов. Корма корабля коснулась камня, и Берг ухватился за другое кольцо. Я бросил ему кормовой конец, и наше судно прижалось бортом к причалу. В былые времена, подводя сюда корабль, я готовил набитые соломой парусиновые мешки, чтобы защитить корпус, но эта работа могла подождать до утра.

В каменной кладке имелась узкая лестница, чтобы при отливе можно было подняться на стену.

– Ждите! – бросил я команде и пассажирам.

Потом мы с Финаном спрыгнули на ступеньки и взобрались на широкую террасу над рекой, где мы с Гизелой любили сиживать вечерами, когда северный ветер сносил прочь городской смрад. Ночь опускалась быстро, и тусклый свет стал заметен из-под одной ставни моего бывшего дома, еще мелькали отблески пламени в центральном дворе.

– Кто-то здесь живет, – проворчал Финан.

– Дом принадлежит королю, – отозвался я. – Альфред всегда отдавал его командиру гарнизона, хотя большинство из них тут никогда не жили. А я жил.

– Вот только какому королю?

– Сейчас Этельстану, – сказал я. – Но западные саксы захотят вернуть город себе.

Лунден был очень ценен, одни торговые пошлины могли составить казну небольшого королевства, и мне было любопытно, определил ли Эдуард в своем завещании, какому именно из сыновей, Эльфверду или Этельстану, достанется город. В конечном счете, разумеется, это будет тот из сводных братьев, которому удастся собрать больше копий.

Дверь дома открылась.

Из нее вышел Ваормунд.

Я не сразу узнал его, а он не узнал меня. Проход за его спиной вел в освещенный факелами дворик, так что лицо у него оказалось в тени, а я был, надо полагать, последним человеком на свете, кого он ожидал встретить в Лундене. Сперва мне бросились в глаза размеры этого человека: здоровенный детина, на голову выше меня, широкоплечий, косматый, обутые в сапоги ноги толстые, как бревна. Отблески факелов играли на звеньях кольчуги, опускающейся до бедер. Он ел, отрывая зубами мясо от кости.

– Убирай отсюда свой поганый корабль! – прорычал он, потом вдруг замер. Затем, выругавшись, отшвырнул кость, выхватил сакс и прыгнул на меня с неожиданным для такого верзилы проворством.