Меч королей

– Люди из-за моря. Некоторые из них даже живут в моей стране! Они не христиане, это дикари!

Я похлопал по ступеньке, указывая на место рядом со мной. Итальянка поколебалась, потом села.

– И ты попала в Британию? – с интересом спросил я.

Помолчав немного, она пожала плечами.

– Меня продали, – равнодушно поведала девушка. – И увезли на север, не знаю куда. Мне сказали, что это ценится… – она коснулась пальцем золотисто-смуглой кожи, – ценится на севере, где кожа белая как молоко. А там меня перепродали. Мне все еще было двенадцать. – Бенедетта помедлила и посмотрела на меня. – А я уже была женщиной, а не ребенком. – В голосе ее звучала горечь. Я кивнул в знак того, что понимаю. – Год спустя меня снова продали. Саксу из Лундена. Работорговцу. Он заплатил много денег. Его имя, – итальянка заговорила так тихо, что я едва слышал ее, – его звали Гуннальд.

– Гуннальд, – повторил я.

– Гуннальд Гуннальдсон. – Она смотрела на северный берег, где к реке спускалась деревушка. Ребенок махал с полусгнившей пристани. Весла погружались, загребая воду, потом медленно поднимались, а вода стекала с длинных лопастей. – Они привезли меня в Лунден, где торговали невольниками, – снова заговорила Бенедетта. – Их было двое, отец и сын, и оба насиловали меня. Сын оказался хуже. Они не хотели продавать меня, а пользовались сами, так что я попыталась наложить на себя руки. Лучше было умереть, чем ублажать этих боровов.

Последние слова девушка произнесла едва слышно, чтобы ее не могли услышать гребцы на ближайшей к нам банке.

– Наложить на себя руки? – так же тихо переспросил я.

Бенедетта повернулась и посмотрела на меня, потом, не говоря ни слова, откинула капюшон и размотала серый шарф, который всегда носила на шее. Тогда я заметил шрам, глубокий шрам на правой стороне изящной шеи. Она дала мне поглядеть, потом снова надела шарф.

– Порез оказался недостаточно глубоким, – уныло пробормотала женщина. – Но его хватило, чтобы они продали меня.

– Эдуарду.

– Его дворецкому. И трудиться бы мне на его кухне и в его постели, да королева Эдгифу меня спасла. С тех пор я ей служу.

– Как преданный слуга.

– Как преданная рабыня. – Горечь не покидала ее голоса. – Я до сих пор не свободна. А ты держишь рабов? – спросила она воинственно, накидывая капюшон на черные как смоль волосы.

– Нет, – ответил я не вполне искренне.

Беббанбург был окружен усадьбами моих дружинников, и я знал, что у многих из них есть рабы. Мой отец держал в крепости десятка два невольниц, чтобы они готовили, убирали и согревали его постель. Некоторые из них так там и жили, теперь уже старые и на положении служанок. Новых рабов я не заводил по причине того, что испытал эту долю на собственной шкуре: мне пришлось изрядно помахать веслом в неласковых морях, и с тех пор у меня развилось отвращение к рабству. Помимо этого, я не видел необходимости иметь рабов. Мне хватало мужчин и женщин, охранявших, обогревавших и кормивших крепость, и у меня было серебро, чтобы заплатить им.

– Я убивал работорговцев, – признался я, сознавая, что сказал это исключительно с целью угодить Бенедетте.

– Если мы будем в Лундене, можешь убить одного ради меня? – поинтересовалась девушка.

– Гуннальда? Он все еще там?

– Был, два года назад, – мрачно отозвалась она. – Я его видела. Он тоже меня узнал и улыбнулся. Недобрая то была улыбка.

– Ты встретила его? В Лундене?

Она кивнула:

– Король Эдуард любил туда наезжать. И королева тоже. Покупала там разные вещи.

– Король мог бы устроить для тебя смерть Гуннальда, – заметил я.

Бенедетта фыркнула:

– Он брал у Гуннальда деньги. Зачем ему убивать его? Я была никем для Эдуарда, упокой, Господи, его душу. – Она перекрестилась. – А что мы будем делать в Лундене?

– Встретимся с Этельстаном, если он там.

– А если нет?

– Отправимся его искать.

– И что он сделает с нами? С моей госпожой? С ее детьми?

– Ничего плохого, – спокойно ответил я. – Я скажу ему, что вы под моей защитой.

– Это его остановит? – В ее тоне прорезалось сомнение.

– Короля Этельстана я знал еще ребенком. Это человек чести. Пока мы будем сражаться на войне, он отправит вас под охраной в мой родной Беббанбург.

– В Беббанбург? – Название прозвучало из ее уст со странным акцентом. – И что нас там ждет?

– Безопасность. Там вы окажетесь под моим покровительством.

– Авирган говорит, что мы поступаем неправильно, принимая покровительство язычника, – без обиняков заявила девушка.

– Авиргану ни к чему ехать вместе с королевой, – напомнил я.

На миг мне показалось, что она улыбнется, но итальянка справилась с собой и только кивнула.

– Он поедет, – фыркнула она с неодобрением в голосе, а потом вперила в меня свои серо-зеленые глаза. – А ты и вправду язычник?

– Да.

– Это нехорошо, – заявила она серьезно.

– Скажи-ка, а Гуннальд Гуннальдсон язычник? – спросил я.

Бенедетта надолго задумалась, потом мотнула головой:

– Нет, на нем был крест.

– И что, стал он от этого лучше?

Она на мгновение заколебалась.

– Нет, – наконец призналась она.

– Тогда, если он все еще в Лундене, я, может быть, убью его.

– Нет! – отрезала девушка.

– Нет?