Меч и Цитадель

Уж тут-то я просто не мог не вмешаться и сказал Фойле, что изумлен ее способностью так хорошо понимать смысл затверженных асцианином речений, из которых он слагает рассказ, однако для меня до сих пор остается загадкой, как ей это удается – к примеру, каким образом из фразы о справедливости и мягкости души следует, что герой сказки принялся нищенствовать?

– А вот каким. Допустим, кто-то другой – скажем, Мелитон – сказку рассказывает и в нужном месте тянет руку вперед, будто за милостыней. Ты ведь сразу поймешь, что это значит, верно я говорю?

Я согласился: да, дескать, верно.

– И тут то же самое. Иногда мы натыкаемся на солдат-асциан, ослабших от голода либо болезни и потому отставших от своих, и всякий, едва сообразив, что убивать его не собираются, первым делом заводит вот эту самую песню, насчет справедливости с мягкосердечием. По-асциански, конечно, но все же. Так в Асции нищие подаяния просят.

– Слушать следует тех, что кричат дольше прочих – им-то и до́лжно воздать по справедливости.

– На сей раз ему пришлось ждать еще дольше, гораздо дольше, но наконец-то он снова принят был во дворце и его жалобы выслушали.

– Те, кто не служит Народу, будут служить Народу.

– Выслушали и сказали, что злодеев отправят в тюрьму.

– Да будет ключевая вода тем, кто усердно трудится. Да будет им и горячая пища, и мягкое, чистое ложе.

– Отправился он домой.

– Более сотни ударов да не назначено будет ни одному.

– Но там его снова побили.

– Пусть же за всяким трудом нашим отыщется новый наш труд.

– Однако честный человек и не подумал сдаваться. Снова пошел он в столицу с жалобой на несправедливость.

– Сердце каждого, сражающегося за Народ, исполнено мужества тысячи сердец. В сердцах тех, кто бьется против Народа, мужества нет вовсе.

– Вот тут стало злодеям не по себе.

– Пусть же никто не воспротивится решениям Группы Семнадцати!

– Каждый подумал: «Снова и снова ходит он во дворец, и, очевидно, всякий раз сообщает властям, что мы не исполнили прежних их указаний. Уж теперь-то по наши души наверняка пришлют солдат и предадут всех нас смерти».

– Если раны в их спинах, кто остановит им кровь?

– Подумали так злодеи и пустились в бега.

– Где те, кто во времена оны противился воле Группы Семнадцати?

– Сбежали и больше не возвращались.

– Да будет ключевая вода тем, кто усердно трудится. Да будет им и горячая пища, и мягкое, чистое ложе. Тогда запоют они за работой, и труд будет легок для них. Тогда запоют они, снимая жатву с полей, и урожай их будет тяжел, изобилен.

– А человек честный вернулся домой и жил с тех пор счастливо до конца своих дней.

Этой сказке аплодировали все вокруг, восторгаясь и самой сказкой, и смекалкой пленного асцианина, и мимолетным знакомством с неведомой, чужой асцианской жизнью, но больше всего, на мой взгляд, изяществом и остроумием перевода Фойлы.

Любишь ли сказки ты, тот, кто когда-нибудь прочтет сии мемуары, мне знать, разумеется, неоткуда. Если нет, ты, вне всяких сомнений, пролистал предыдущие страницы, не уделив им внимания. Я же, признаться, сказки люблю. Люблю и, скажу более, нередко думаю, что из всего хорошего в мире мы, человечество, можем поставить себе в заслугу лишь сказки да музыку, а все остальное – милосердие, красота, сон, ключевая вода и горячая пища (как выразился бы асцианин) – все это дело рук Предвечного. Таким образом, роль сказок в мироустройстве невелика, но как, как можно не любить собственного же творения? Я себе этого, честно признаться, не представляю.

Самая краткая, самая незатейливая из включенных мной в сию книгу сказка, рассказанная асцианином, преподала мне сразу несколько важных уроков. Прежде всего, на ее примере я понял, сколь велика в нашей речи, будто бы свежей, с иголочки новенькой, слетающей с языка, доля затверженных загодя оборотов. Слушая асцианина, мы сразу же понимали, что изъясняется он исключительно готовыми, заученными назубок фразами, хотя ни одной из них никогда прежде не слышали. Фойла же говорила, как обычно говорят женщины, и спроси меня кто, много ли в ее речи подобных расхожих оборотов, я бы ответил, что не заметил ни одного… однако как часто мы могли предсказать, чем кончится ее фраза, еще в самом начале!