Меч и Цитадель

– Как бы там ни было, у меня есть еще вопрос. Нередко, засыпая либо проснувшись посреди ночи, я пытался нащупать закономерность в череде неудач и успехов. То есть тех случаев, когда мне удавалось, прибегнув к помощи Когтя, кого-либо оживить, и других, когда жизнь, при всех моих стараниях, к умершим не возвращалась. Сдается мне, все это не просто игра случая, хотя взаимосвязь вполне может оказаться для меня непостижимой.

– И ты полагаешь, будто сегодня нащупал ее?

– То, что ты говорила о людях, утративших человеческую природу, вполне может оказаться одним из ее звеньев. К примеру, та девушка, наша спутница… возможно, она как раз из таких и была, при всей ее красоте. И еще человек, друг мой, исцеленный только отчасти, не до конца. Ведь если некто может утратить человеческую природу, то создание, прежде ею не обладавшее, наверняка может ее обрести. Одни теряют, другие находят – так в жизни всегда, на каждом шагу. Думаю, именно это с ним и произошло. А еще кажется мне, что воздействие Когтя заметно слабеет в случае смерти насильственной…

– По-моему, этого и следовало ожидать, – негромко заметила Ава.

– Однако он исцелил обезьяночеловека с отсеченной кистью руки. Возможно, потому, что я сам же ее и отсек. И Ионе помог, но ведь плеть держал в руках я… То есть Текла…

– Умение исцелять защищает нас от Природы. Зачем Предвечному беречь нас от самих же себя? От самих себя мы и сами уберечься способны. Возможно, он готов помогать нам лишь в тех случаях, когда мы искренне сожалеем о содеянном.

По-прежнему поглощенный раздумьями, я согласно кивнул.

– Ну, а теперь мне пора в часовню. Полагаю, недолгий путь тебе вполне по силам. Пойдешь со мной?

Под огромным парусиновым навесом у меня создалось впечатление, будто из него и состоит весь лазарет. Теперь же, пусть смутно, в вечернем сумраке я разглядел вокруг множество других шатров и навесов. Стенки многих из них, как и у нас, были для пущей прохлады подобраны кверху, сложены складками и закреплены, словно паруса судна на якоре. Мы ни в один из них не вошли, но довольно долго (на мой взгляд) петляли меж ними, и, наконец, путь привел нас к шатру с опущенными стенками. Шелковый, не из парусины, шатер этот ярко алел в темноте, освещенный огнями свечей изнутри.

– Прежде, – сказала мне Ава, – у нас был огромный собор. Десять тысяч молящихся мог вместить, а сам помещался в одной повозке. Но как раз перед моим вступлением в Орден наши домницеллы велели сжечь его.

– Знаю, – откликнулся я. – Я сам видел, как он горел.

Войдя в шелковый шатер, мы преклонили колени перед незатейливым алтарем, заваленным грудой цветов. Ава начала молиться, а я, ни единой молитвы не знавший, завел безмолвный разговор с кем-то, порой словно живущим прямо во мне, порой же, как выразился ангел из сказки о петухе, казавшимся бесконечно далеким.

XI. Рассказ Верного Группе Семнадцати. История о честном человеке

На следующее утро, когда все мы проснулись и покончили с завтраком, я отважился спросить Фойлу, не пора ли рассудить спор Гальварда с Мелитоном. В ответ Фойла отрицательно качнула головой, но прежде чем ей удалось сказать хотя бы слово, мой сосед-асцианин объявил:

– Всяк должен служить Народу по мере сил. Вол тянет плуг, пес стережет овец, кот ловит в амбаре мышей. Таким же образом могут служить Народу и мужчины, и женщины, и даже дети.

Фойла одарила нас ослепительной белозубой улыбкой:

– Наш друг тоже хочет историю рассказать!

– Что?! – На миг мне показалось, что Мелитону вправду хватит сил сесть. – И ты собираешься позволить ему… одному из этих… помня о том, что…

Фойла вскинула руку, и Мелитон, в очередной раз запнувшись, умолк.

– Отчего бы нет? – Уголки губ ее озорно дрогнули. – Да, отчего бы нет? Только мне, конечно, придется для вас все переводить. Севериан, ты не против?

– Как пожелаешь, – ответил я.

– В нашем уговоре ничего подобного не было, – пророкотал Гальвард. – Я его помню от слова до слова.

– Я тоже, – сказала Фойла. – Однако противоречия уговору тут тоже никакого нет. Все очень даже в духе изначальной договоренности – договоренности о состязании среди претендующих на мою, боюсь, не слишком-то нежную и не слишком-то белую, хотя пока я торчу здесь, к этому все и идет, руку. Пусть асцианин тоже будет моим поклонником, если думает, что сумеет: вы разве не видели, как он в мою сторону смотрит?

– Объединившись, мужчины и женщины становятся сильнее, но женщине храброй угодны дети, а не мужья, – процитировал асцианин.

– То есть он рад был бы взять меня в жены, но сомневается, что его знаки внимания будут приняты… а зря. – Тут Фойла перевела взгляд с Гальварда на Мелитона, и улыбка на ее губах преобразилась в усмешку. – Неужто вы оба так опасаетесь его в состязании рассказчиков? А если на поле боя асцианина встретите, небось вовсе, как зайцы, удерете в кусты?

Ни тот ни другой не откликнулся, и асцианин, подождав некоторое время, заговорил: