Меч и Цитадель

Услышав это, я всерьез испугался, как бы он со спутниками не забрал у Бальдандерса Коготь и не увез самоцвет с собой, в родной мир, невообразимо далекий от нашего, но рассудил, что для этого им придется заставить великана достать его, а в таком случае у меня появится возможность завладеть камнем – ведь другой-то вполне может и не представиться. Посему я рассказал Оссипаго обо всех чудесах, сотворенных Когтем с тех пор, как он попал ко мне в руки, – и об улане на древней дороге, и о людях-обезьянах, и о прочих проявлениях его силы, описанных мною выше. Слушая мой рассказ, великан мрачнел на глазах, а доктор, по-видимому, тревожился все сильней и сильней.

– Ну а теперь мы должны сами взглянуть на это чудо, – сказал Оссипаго, выслушав меня до конца. – Будь добр, принеси его.

Бальдандерс, поднявшись с кресла, побрел в противоположный угол. В сравнении с ним все его машины казались просто игрушками. Наконец, выдвинув ящик небольшого белого столика, он извлек изнутри самоцвет. Настолько тусклым я не видел Когтя еще никогда: в руках Бальдандерса он вполне мог сойти за осколок простого синего стекла.

Приняв камень, какоген взвесил его на ладони (ладони перчатки, раскрашенной под человечью кожу), поднял над головой, однако лица кверху, как поступил бы человек, не повернул. Озаренный сиянием желтых ламп, свисавших вниз с потолка, Коготь вспыхнул чистой лазурью.

– Очень красиво, – сказал какоген. – И весьма интересно, хотя приписываемых ему чудес он совершить не мог.

– Очевидно, – пропел Фамулим с еще одним жестом, живо напомнившим мне движения статуй в садах Автарха.

– Камень мой, – сообщил им я. – Жители берега отняли его силой. Могу я получить камень назад?

– Если он твой, где ты взял его? – осведомился Барбат.

В ответ я принялся пространно описывать встречу с Агией и разрушение алтаря Пелерин, но вскоре он оборвал меня:

– Все это только домыслы. Ты ведь не видел камня на алтаре и не почувствовал, как девушка подсунула его тебе, если так все и было. Где ты взял его?

– Нашел в одном из отделений собственной ташки, – отвечал я, не зная, что тут еще сказать.

Барбат словно бы в разочаровании отвернулся.

– А ты… – С этим он перевел взгляд на Бальдандерса: – Сейчас самоцвет у Оссипаго, а он получил его от тебя. Где взял его ты?

– Ты сам видел, – пророкотал Бальдандерс. – В ящике вон того столика.

Какоген кивнул, качнув маску руками:

– Вот видишь, Севериан, его притязания ничем не хуже твоих.

– Но камень-то мой, не его!

– Разбирать споры меж вами – не наше дело; спор вам придется уладить самим, когда мы отбудем. Однако из чистого любопытства, терзающего даже столь странных созданий, какими нас полагаете вы: Бальдандерс, ты хочешь оставить камень себе?

Великан решительно покачал головой:

– Подобного монумента суеверию я в своей лаборатории не потерплю.

– Значит, достичь согласия вам труда не составит, – объявил Барбат. – Севериан, хочешь посмотреть на взлет нашего корабля? Бальдандерс всегда выходит нас провожать, хотя он не из тех, кто будет петь оды красотам – рукотворным или природным. По-моему, это зрелище стоит внимания.

Отвернувшись, он одернул белые одеяния.

– Почтеннейшие иеродулы, – заговорил я, – на взлет корабля я посмотрю с удовольствием, но, прежде чем распрощаться, хотел бы кое о чем спросить. Когда я вошел, вы сказали, будто для вас нет радости большей, чем радость встречи со мной, и даже преклонили передо мною колени… так вот, всерьез ли вы это все? Не перепутали ли меня с кем-нибудь?

Как только какоген заговорил об отлете, Бальдандерс с доктором Талосом поднялись на ноги. Теперь же, хотя Фамулим и задержался, чтоб выслушать мой вопрос, остальные двинулись к лестнице, ведущей наверх: Барбат как раз занес над ступенькой ногу, а Оссипаго, так и не вернувший Бальдандерсу Когтя, шел за ним по пятам.

Опасаясь потерять Коготь из виду, я устремился следом, а Фамулим пошел со мной рядом. Его голос казался пением какой-то дивной птицы из недосягаемого леса, преодолевшим бескрайнюю пустоту.

– Хоть испытания нашего ты и не выдержал, я говорил совершенно серьезно. Как часто мы держали с тобою совет, о государь! Как часто исполняли мольбы друг друга! С водяными девами ты, полагаю, знаком? Ужель и я, и Оссипаго, отважный Барбат не столь разумны, как они?

Я шумно перевел дух:

– Не понимаю, о чем ты, но отчего-то чувствую: с виду и ты, и тебе подобные ужасны, однако душой вы добры. А вот ундины – нет, хотя они столь прекрасны, и в то же время столь устрашающи, что даже смотреть на них стоит немалых трудов.

– По-твоему, весь мир – война добра и зла? Разве тебе никогда не приходило в голову, что в мире не все так просто?

Действительно, подобных мыслей мне в голову прежде не приходило, и с ответом я не нашелся.

– Да, и, будь любезен, уж потерпи мою настоящую внешность. Не прими за обиду, но… позволь мне снять маску. Мы оба знаем, что это лишь маска, а в ней очень уж жарко. Бальдандерс ушел вперед и не увидит.

– Как пожелаешь, высокородный, – ответил я. – Но разве ты не объяснишь…