– Что ты за существо? – спросил я, а не дождавшись ответа, обратился к созданиям, назвавшимся Фамулимом и Барбатом: – Некогда, сьеры, знавал я человека лишь отчасти из человеческой плоти…
Вместо ответа оба устремили взгляды на великана, и я, пусть даже зная, что лица их – попросту маски, почувствовал, сколь сильна их настойчивость.
– Гомункул, – пророкотал Бальдандерс.
XXXIV. Маски
В тот же миг за окном хлынул дождь – холодный ливень, замолотивший по грубо отесанным серым камням замка миллионами ледяных кулачков. Усевшись, я стиснул между коленями «Терминус Эст», чтоб унять дрожь в ногах.
– Рассказывая о маленьком человеке, заплатившем за строительство этого замка, – изо всех сил сохраняя внешнее самообладание, сказал я, – островитяне, насколько я понимаю, говорили о докторе. Однако, по их рассказам, ты, «великан», появился после.
– Маленьким человеком был я. Это доктор появился после.
В проеме окна мелькнуло и тут же исчезло кошмарное, залитое дождем лицо еще одного какогена. Возможно, он о чем-то сообщил Оссипаго, хотя я не услышал ни звука.
– У роста, – не оборачиваясь, заговорил Оссипаго, – имеются свои недостатки, однако для ваших, местных видов процесс роста – единственный способ восстановления.
Доктор Талос пружиной взвился с кресла:
– Мы одолеем их! Он сам отдался в мои руки!
– Я… вынужден был, – сказал Бальдандерс. – Другого-то не имелось, вот и пришлось самому сотворить себе лекаря.
Лихорадочно приводя в порядок мысли, я перевел взгляд с одного на другого. Нет, никаких изменений во внешности или в манерах обоих мне обнаружить не удалось.
– Но ведь он бьет тебя, – напомнил я. – Я сам видел.
– Как-то раз я подслушал, как ты откровенничал с той маленькой женщиной. О том, что погубил другую женщину, которую любил… хотя и был ее рабом.
– Я, видишь ли, должен был поднять его с постели во что бы то ни стало, – пояснил доктор Талос. – Ему нужны физические упражнения, и это одна из моих забот. Слыхал я, будто у Автарха – чье здравие есть счастье подданных – в спальне имеется изохронон, дар другого автарха, из-за рубежей мира. Возможно, господина вот этих вот благородных, не знаю. Так вот, опасаясь кинжала в горло, он воспрещает кому-либо входить к нему, пока спит, и посему ночные стражи отсчитывает для него это устройство. Оно же и будит Автарха, когда наступает рассвет. А ведь, казалось бы, как он, владыка всего Содружества, может позволить, чтоб его сон тревожила простая машина? Да, Бальдандерс создал меня, нуждаясь в услугах врача, как он тебе и сказал. Ты, Севериан, знаком со мною не первый день… скажи, свойственен ли мне бесславный порок ложной скромности?
Я, вымученно улыбнувшись, покачал головой.
– Так знай же: все мои достоинства, какие ни есть, – отнюдь не моя заслуга. Бальдандерс весьма разумно наделил меня всем, чего не хватает ему самому, дабы я уравновешивал его недостатки. К примеру, мне совершенно неведома любовь к деньгам. Для пациента сия черта в личном враче просто бесценна. Вдобавок я верен друзьям, так как он – из них первый.
– И все же, – заметил я, – я уж который раз поражаюсь, как он не прикончил тебя до сих пор.
В комнате царил такой холод, что я поплотнее закутался в плащ, хоть и чувствовал, что все это обманчивое спокойствие продлится недолго.
– Ты должен знать, отчего я держу нрав в узде, – сказал великан, – так как видел меня потерявшим самообладание. Сидя напротив них, под их взглядами, будто медведь на цепи…
Доктор Талос коснулся его запястья. В этом жесте чувствовалось нечто женственное.
– Дело в его железах, Севериан. В эндокринной системе – особенно в щитовидке. Все это требует предельного внимания, иначе он начнет расти слишком быстро. Еще я должен присматривать, чтоб его кости не треснули под тяжестью тела, и за тысячей прочих вещей.
– Мозг, – пробасил великан. – Мозг – вот что самое скверное… и самое лучшее.
– Разве Коготь тебе не помог? – удивился я. – Если нет, быть может, в моих руках подействует. Мне в довольно короткий срок удалось добиться от него такого, чего Пелерины не добились за многие годы.
Видя, что на лице Бальдандерса не отразилось ни единого свидетельства понимания, доктор Талос пояснил:
– Он говорит о самоцвете, присланном рыбаками. Этот камень якобы обладает чудесными целительными свойствами.
Тут Оссипаго наконец-то повернулся к нам:
– Как интересно. Он у тебя здесь? Позволь взглянуть на него.
Встревоженный, доктор взглянул в сторону Бальдандерса и вновь устремил взгляд на бесстрастную маску, заменявшую какогену лицо.
– Полноте, ваши Милости, это же сущий пустяк. Всего лишь осколок корунда.
С тех самых пор, как я вошел в комнату, ни один из какогенов не сдвинулся с места более чем на кубит, но в этот момент Оссипаго вперевалку, слегка косолапя, засеменил к моему креслу. Должно быть, я, сам того не заметив, подался назад, так как он сказал:
– Тебе незачем опасаться меня, хоть мы и принесли твоим собратьям немало вреда. Мне хотелось бы подробнее узнать об этом Когте – что, по словам гомункула, представляет собой лишь образчик определенного минерала.