Меч и его Эсквайр

– Слова покойного Ортоса, что в случае поражения он будто бы поступается королевскими правами своих потомков, не имеют законной силы и подтверждения, а тако же и простого смысла. Вдумайтесь сами: ведь именно его первый наследник как раз и восстал против него, тем самым погубив свое право на корню.

– Но не право своих потомков и других потомков отца, – тихо вмешалась в этот речевой поток королева.

– Да, по всей вероятности. Однако судейский триумвират будет пребывать в уверенности, что таковых нет. Во всяком случае, так обстоит дело у самого принца.

– Кажется, сьёр Энгерран, вы тянете нарочно, чтобы хоть кто-то из нас шевельнул мозгами и волей и вмешался, – проговорил Аксель со своего места.

– Именно, – старец кивнул. – Надеюсь, я достаточно вас раздражил? Итак, если отбросить новейшие обстоятельства, мы имеем налицо три фигуры. Самого принца Моргэйна. Законнейшего из законных.

– И, если уж не щадить никого – плод признанного кровосмешения, – глухо раздалось откуда-то позади Акселя. Я попытался вглядеться – тщетно.

– Разумеется, это безо всяких сомнений всплывет на суде. Кровосмешение, безусловно, – обстоятельство крайне прискорбное. Но поскольку намёк на него был брошен в запальчивости и не под присягой, это можно вынести за скобки. Вы согласны со мной, сьёр Арман?

Я слегка вздрогнул от неожиданности.

– Разумеется. Упомянутые слова были безосновательны и нисколько не рассчитаны на то, чтобы их понял кто-то помимо покойного владыки.

– Идём далее. По смерти основного наследника – принцесса Бельгарда.

– Я по закону не имею права царствовать без мужа или сына, – произнесла та своим нежным голоском. – Все знают, что я не хочу никакого мужчины и не способна родить. Это, наверное, сплетня, но мне не хочется ее опровергать.

– Так сказать, в ходе суровой телесной практики. Верно, малыш? – снова донеслось с темной скамьи.

– Да, спасибо, – она легко рассмеялась. – Ну что со мной поделаешь? Люблю я моего Фрейра-Солнышко и не променяю ни на какого короля. Ни живого, ни мертвого. И мама по сю пору его любит.

– Далее. По официальным данным, у короля Ортоса был признанный бастард. Дочь Мария Марион Эстрелья, урожденная дворянка, что ныне присутствует здесь наряду с прочими.

– Бастард не наследует и не собирается, – ответила Эстрелья своим звучным, музыкальным голосом.

– Погодите, благородные господа, – я встал, с силой внезапного прозрения поняв, ради чего они меня потревожили, – более того: сделали самой главной фигурой нынешнего разбирательства. – Брак между Ортосом, тогда еще лишь наследником престола, и девой Издихар был заключен в Скондии с соблюдением всех приличествующих случаю церемоний. Насчет развода я не так уверен и, в отличие от первого, не могу поклясться в его законности. Однако если троекратный талак и не был произнесен, то махр супруге был отдан с избытком.

– Уважаемый сьер Арман Шпинель, – этот законоед круто повернулся ко мне. – Если уважать любое каноническое брачное право, то скондийский брак ценится наравне с франзонским и любым иным и рождённое в нем дитя – также?

– Да, естественно.

– Но – опять-таки, если уравнять перед лицом государства оба вида союзов, – допустим, что развод не состоялся, или в процедуре были допущены неточности, или сам факт развода не подтвержден достоверными свидетельствами….

Он нарочито медлил и тянул из меня жилы.

– Тогда нохри сделали из короля двоежёнца и из его сына – отродье всяческого беззакония, – донеслось из-за крепкой Акселевой спины.

– Погодите, – приподнялась с места сама Розамунда-Издихар. – Это я что, теперь двоемужница оказываюсь?

– Разумеется. Только не теперь, а как раз наоборот. Лишь до теперешних… вернее, недавних и прискорбнейших событий, – кивнул крошка Энгерран. – Но, насколько я понимаю, сие для просвещенной Скондии отнюдь не зазорно, напротив. Тем более что гибель короля окончательно утвердила вас в последующем браке. Безусловно, куда более счастливом.

– Ну ясен пень с колодой, – отозвался Аксель с добродушной иронией. – Куда уж королю до меня, а его сынку – до наших парней и дочек. Особенно старшей. Верно, Розочка?

– Я счастлив, что вы оба со мной согласны, – сухо заключил Энгерран.

Он приподнялся – кресло с явной неохотой выпустило его из своей мягкой складки – и произнес с особой торжественностью:

– Итак, можно признать и при большой нужде с легкостью удостовериться в том, что права мейсти Марии Марион Эстрельи на престол не менее обоснованны, чем права монсьёра её племянника. Так что в ходе будущего разбирательства вопрос о его сугубой незаменимости для отчизны отпадает. Хотя, с другой стороны, для полного утверждения мейсти Марии-Марион в правах и прерогативах будет необходимо, чтобы она достойно вышла замуж и родила царственное дитя. Ибо негоже царским лилиям прясть и ткать….

– И мечом махать, – ответила она своим чу́дным голосом. – Или зубодёрными клещами.