Мавры при Филиппе III

Лерма дрожащими руками развернул роковую бумагу и с одного взгляда прочитал, но не поверил своим глазам. Прочитал еще несколько раз, ему казались невозможными эти строки, и громовые слова жгли ему и руки и глаза.

Лерма сначала побледнел, потом побагровел, кровь прилила сперва к сердцу, потом ударила в голову с такой быстротой, что он зашатался и упал назад в кресло.

Аллиага бросился к нему на помощь, но вдруг дверь отворилась, и королевский камердинер пришел доложить Аллиаге, что один придворный кавалер просит позволения представиться духовнику Его Величества.

– Кто это? – спросил он.

– Герцог Уседа!

При одном имени Лерма, совсем почти лишенный чувств, вдруг вскричал, как будто ужаленный скорпионом.

Аллиага спокойно отвечал камердинеру:

– Пусть подождет, мне некогда!

Эта обида и унижение сына подействовали на Лерму, он оправился и сказал довольно спокойно:

– Я понимаю, он заступает мое место.

Аллиага не отвечал.

– И вы, аббат, вы, такой честный человек, одобряете это поведение?

– Я нахожу его низким.

– Так я этого не заслужил! – вскричал Лерма с радостью. – Я не заслужил, чтобы меня таким образом лишили места.

– Заслужили, но только, конечно, не от сына.

Отставной министр с изумлением посмотрел в глаза Аллиаги и искал разгадки.

– Я хочу поговорить с королем, – вскричал он.

– Это невозможно!

– Мне необходимо поговорить с ним. Проводите меня к нему.

– Не могу и не хочу, я сам диктовал это повеление.

– Вы, Аллиага, который обязан всем своим состоянием мне?

– Вы забываете, ваша светлость, что мы поквитались, – отвечал Аллиага с гордостью. – Вы забываете, что я единственно с тем пришел сюда, чтобы предупредить вас об опасностях, угрожавших нашему отечеству, о заговорах, составленных против Испании, против всех. Потому я первый оказал вам услугу, я был вам верен до тех пор, пока вы были верны Испании; я покинул вас с того дня, когда вы изменили пользам самым драгоценным для отечества и теперь рассудите сами, на чьей стороне неблагодарность и измена?

– Точно, сознаюсь, вы предупредили меня, вы поступили честно. Но заклинаю вас именем дружбы, выслушайте меня.

Дверь снова отворилась, и камердинер повторил:

– Герцог Уседа снова просит позволения войти.

– Скажи ему, что мне нельзя принять его в эту минуту, – сказал Аллиага с презрением. – Я занят с человеком, которого он обязан уважать.

Дверь затворилась.

– Благодарю! Благодарю! – вскричал Лерма, протягивая к Аллиаге руки. – Теперь я уверен, что вы не откажите мне в последней милости: прошу вас, попросите за меня короля.

Аллиага отвернулся и отвечал:

– Не могу.

Лерма, забыв о своем прежнем величии, о своих сединах, герцог Лерма, кардинал и министр, упал к ногам Аллиаги и умолял его покровительства.

Аллиага краснел за него, он поспешил поднял министра и шепнул:

– Я ничего не видал, герцог! Я буду молчать, об этом никто не узнает, клянусь вам!

Эти слова обезоружили Лерму, он покорился своей судьбе и вскричал:

– Я иду, я сумею перенести несчастье. Одна только мысль меня тревожит. Взведенные на меня клеветы, я думаю, дошли до короля, и он им поверил. Признайтесь, – воскликнул он с отчаянием, – Филипп меня обвиняет, считает преступником… он думает, что я отравил королеву?

Аллиага сделал утвердительный знак. Лерма от ужаса всплеснул руками и вскрикнул:

– Клянусь всем священным, я не виновен в этом!

– Знаю, – отвечал Аллиага.

– Объясните это королю, исполните мое последнее желание.

– Извольте, король узнает, я ему доложу.

– Хорошо, хорошо, за это я все забуду, я прощу вам… и даже сыну!

Он вышел через двери совета, и через минуту после него вошел Уседа.

Глава V. Новый министр

Вид Уседы был смиренный и несколько смущенный, он почтительно поклонился Аллиаге, который все еще сидел на табурете.

«Он еще ничего не знает!» – подумал Аллиага.

– Извините, герцог, что я заставил вас прождать более получаса, – сказал он, не трогаясь с места, тогда как знатный гранд все еще стоял перед ним.

– Я помню, – продолжал Аллиага, – что когда я в первый раз явился к вам в Вальядолид, вы заставили меня прождать более часа.

Герцог видимо смутился и напрасно старался улыбнуться.

– Да! Да! Я помню начало нашего свидания.

– А я так больше помню, – наконец возразил Аллиага с гордым взглядом, – но успокойтесь, герцог, я здесь не у себя.

И учтиво указав герцогу на кресло, он прибавил:

– Мы здесь у короля.

– И я тоже не забыл этого рокового свидания! – воскликнул Уседа с замешательством. – Воспоминание о нем меня постоянно преследовало, угрызения совести меня часто мучили, есть тайный голос, который шепчет сердцу и открывает ему истину. Я не мог его заглушить, и он привел меня к вам, он заставил меня раскаяться… он побуждает меня просить вашего прощения и сказать вам: «Сын мой, сын мой!»

Эти слова герцог произнес сколько возможно растроганным голосом и протянул руки к Аллиаге с какой-то особенной нежностью, но Аллиага быстро встал и, отступив несколько шагов, сказал:

– Надо слушаться всегда первого голоса природы, вы, верно, тогда так и поступили, и вы правы, герцог.

– Неужели вы не понимаете раскаяния!