Мать и сын

Судя по звукам, которые доносились из кухни — бичом нашей семьи была довольно сильная глухота, но я обладал слухом пустынной лисицы — Вими рылся в холодильнике не только на предмет попить: он намеревался поесть. Тот факт, что он испытывал голод и собирался немедленно утолить его, в совокупности с тем, что он не заглянул с порога в комнату, дабы уведомить меня о своем возвращении, внушил мне весьма серьезные основания заподозрить, что визит к скрипичному принцу не доставил ему никакого наслаждения, кроме музыкального. Он был голоден и хотел пить, поскольку ему не дали отведать «белого юношеского сока», утоляющего всякий голод и всякую жажду, и ему пришлось, жаждущему и, возможно, чересчур робкому для того, чтобы выказывать хоть какие-то откровенные знаки внимания, весь день довольствоваться чаем и одним-единственным кругляшком пересохшего печенья, украшенного посередине пыльным подобием цуката. Одному Богу известно, что еще может случиться, если он сейчас войдет в комнату… Мой малодушный страх возрастал, но в то же время нарастал во мне протест против этого страха. Такое часто бывало: я нередко совершал отчаянные и смелые поступки, — например, сражался с сильнейшими противниками, — исключительно оттого, что был трусом, не желавшим признаться в этом самому себе. Но теперь к этому прибавилось кое-что другое: я знал, что, отрекшись от «Матросика», — скажем, убрав его стакан, — я никогда больше его не увижу. Его появление у меня было знаком… И это не случайность, то, что он явился ко мне в момент, когда я совершенно не был достоин принять его, — слишком запачкан, слишком нечист даже для самого невинного прикосновения в любовной игре… Да, он был Сыном… Который в милосердии своем искал меня, недостойного, в час, когда я поистине был не в состоянии взглянуть Ему в глаза… И теперь я думал, — поскольку, так сказать, одно вытекало из другого, — о необычном моем обещании или обете, тогда, в поезде, отходящем от перрона большого города Р… моем обещании, что «если из этого что-нибудь выйдет», я приму католичество. Не связал ли я себя уже этим обещанием?.. Я видел Его дважды… Во второй раз мне было дозволено коснуться Его, и по некоему непостижимому промыслу, коему я должен был доверять, будет и третий раз, когда Он, в Свою очередь, раскроет мне Свои объятия и речет мне Слово неслыханное, спасительное, жизнь дарующее… Уже дважды был мне знак, и к Нему стану взывать я, возжаждав получить его в третий раз, но того самого шага — мысль о котором вселяла в меня страх и стыд, но ведь я дал обет, волей-неволей я согласился на него — того самого шага при этом так и не совершу…

Я уже порядочно перетрухнул и, начни Вими меня допрашивать, я вообще рехнулся бы от страха и чувства вины, но от «Матроса» я не отрекусь… нет, никогда… ни в жизнь… лучше умру… а обещание свое сдержу…

В бутылке еще кое-что оставалось. Я быстро выплеснул остатки в стакан, осушил его, и у меня мелькнула мгновенная мысль: а что, если откупорить еще одну, хлебнуть из нее хорошенько, поставить на стол между стаканами, а пустую задепонировать за книжки, на полку. Однако эта операция, даже мгновенно проведенная, все-таки могла оказаться слишком трудоемкой, и я решил отказаться от нее.

Звуки, доносившиеся с кухни, приобрели теперь определенную обстоятельность, как будто Вими принялся сооружать полный обед. Я решил рискнуть, схватил с каминной полки непочатую бутылку вина, сорвал с нее капсюль и вонзил в пробку штопор. К счастью, это был этап номер один из двухэтапной системы, так что обошлось без хлопка. Опаньки, открыл, без шума и пыли. Я хватил здоровенный глоток. Теперь припрятать пустую бутылку… Поздно: Вими приближается, и вот-вот войдет в комнату. Единственное, что можно еще было сделать, это задвинуть ее под стул, на котором я сидел, понадеявшись, что там она не сразу попадется ему на глаза.

На лице Вими, немного раскрасневшемся, — возможно, из-за влажности на улице, — лежало замечательно умиротворенное выражение, почти нежное, но, хотя поначалу оно меня успокоило, присмотревшись, я почти встревожился.

— Привет, солнышко. Не хочешь яишенки?

Это еще что такое? Очень смахивало на то, что Вими-таки удалось сыграть любовную арию дуэтом, и что в мыслях он уже приступил к устройству своего нового любовного счастья, а это, помимо всего прочего, могло предполагать и то, что он, если можно обойтись без заморочек, потихоньку начнет откатывать меня на запасный путь.

— От яишенки не откажусь, — весело ответил я. — Вот совпадение: я только что про себя подумал: «Ага, Вими пришел. Не пожарить ли мне ему яишенку?»