Мастеровой

— Ничего не сделаешь, — сказал тот и отвел взор. — Закон купец не нарушает. Вот ежели лишнего позволит…

На следующий день Хохряков перехватил ее на пути домой.

— Что, ябеда? — заявил, нагло ухмыляясь. — Нажаловалась на меня в полицию? Дура ты, хоть и ученая. Полиция у меня — вот где!

Он похлопал себя по карману.

Не продай Юлия отцовский револьвер, точно застрелила б негодяя. И потом пускай судят! Но судьба, испытав девушку, наконец повернулась к ней лицом. Случай в переулке изменил все. Бог послал ей защитника. Хохряков не только отцепился, но и заплатил за обиду. Десять тысяч рублей! О таких деньгах она мечтать не смела. По совету Федора Юля отвезла их в банк, оставив пару тысяч себе. Не удержалась. Заказала теплое пальто с меховым воротником и такой же оторочкой обшлагов. Шубку из лисы, меховую шапочку, теплые ботинки, платья и чулки. Не забыла про белье. Показать его некому, конечно, но душу греет мысль, что на теле красота, а не штопанные обноски. Из комнатки перебралась в квартиру поприличнее. Там даже пианино имелось, чему Юлия обрадовалась. И все благодаря необычному мастеровому. Следовало отплатить ему добром, и Юля этим занялась.

На приватные уроки она более не ходила — нет нужды, занималась с Федором. Он приходил не только в воскресенье, но и в будние дни. Учился старательно: внимательно слушал Юлию, выполнял уроки, не обижался на замечания. В первый день принес ей гостинцев: пироги с булками, чай в жестяной коробке, сахар и конфеты.

— Для чего это? — удивилась Юлия.

— Мозгу нужно питание, — объяснил Федор. — Сладкое ему полезно. Не за ваш же счет, Юлия Сергеевна! Без того денег не берете.

— Хорошо, — согласилась Юлия.

Так пошло и далее. В промежутках меж уроками они пили чай, Федор налегал на пироги, Юля ела конфеты и пирожные — их Федор тоже приносил. Уносила грязную посуду, и занятия возобновлялись. Ученик делал успехи: писал хоть с ошибками, но разборчиво. И ошибок становилось меньше. Разнообразия для, Юлия занялась с ним историей, а потом — и иностранными языками. Федор знал их неплохо, но не идеально — грамматика хромала. В его речи встречались незнакомые Юлии слова, причем, нередко.

— Кто учил вас языкам? — спросила она Федора. — Лексика странная.

— Так в приюте было, — ответил он. — Много лет прошло.

— Вы росли в приюте? — удивилась Юлия.

— Там, — подтвердил Федор. — Подбросили младенцем.

— Странно, — развела она руками. — У вас знания как у выпускника реального училища. Я б сказала: даже больше.

— Работал над собой, — ответил Федор. — Век живи, век учись.

Юлия с подозрением посмотрела на ученика, но промолчала. Федор не переставал ее удивлять. Знал он явно больше, чем показывал, и тем самым отличался от знакомых ей мужчин. Те ученостью хвалились — и не только ею. Например, богатством. Федор только раз сказал ей о доходах, да и то, чтобы убедить взять деньги. И не прихвастнул — было видно, что живет в достатке. Одевался, как помещик: носил костюм-тройку шерстяной ткани, белую рубашку, галстук. С наступлением холодов надел пальто с меховым воротником и такой же шапкой. Имел серебряные часы и такой же портсигар. От него приятно пахло одеколоном. А манеры! Всегда помогал ей сесть, пил чай из чашки, а не блюдца, как купцы и мастеровые, умел обращаться со столовыми приборами. Как-то в перерыве меж занятиями, испросив разрешения, сел за пианино. Сыграл пару незнакомых композиций, закрыл крышку и вернулся за стол. И еще Юлия заметила: он двигает предметы, к ним не прикасаясь. Протянет руку — и нож в ладони. Или ложечка. Простой мастеровой? Не смешите! За Федором стояла тайна. Юлия размышляла над ней и разгадала. Он скрывает свое происхождение. Сам наверняка из родовых. Получил отменное образование и воспитание, но вынужден жить под чужим именем. Отсюда знание иностранных языков, манеры и успехи на заводе. Экзамены для него — формальность, необходимая для повышения статуса. Он сам об этом сказал. Дескать, получу свидетельство, стану техником — на военном заводе это офицерская должность. А там и чин не за горами. Федор станет дворянином. Удивляло лишь плохое знание русского языка. Но и этому объяснение нашлось — за границей рос. Говорит свободно по-французски и по-немецки, так даже после гимназии не могут. Жаль только ростом не удался и собой не сказать, чтоб хорош. Но у Осененных это сплошь и рядом — приходилось видеть.

Перемены в жизни Юлии сказались на ее облике. Она более не походила на подавленную жизнью барышню — просто расцвела. Много улыбалась и шутила. Коллеги по гимназии обсуждали ее новые наряды. Строгого покроя, разумеется, но из дорогой ткани и с отделкой кружевами. Это разрешалось. Женщины завидовали. Как-то раз в учительской это привело к скандалу. Преподаватель математики заметил, ухмыльнувшись:

— Хорошо быть женщиной и находиться на содержании богатого любовника. Где уж нам грешным!

Он нахально посмотрел на Юлию.

— Что за грязные намеки, Николай Артемьевич? — возмутилась Соколова.

— Это не намеки, — хмыкнул математик. — Платье, что на вас, стоит как мое жалованье. Трудом так не заработать.