— Попробуйте! — Федор протянул коротыш девушке. Та взяла и прилежно повторила его манипуляции.
— Ничего трудного, как видите, — улыбнулся он. — А теперь зарядите.
С этим Соколова справилась довольно ловко. Положила револьвер на стол.
— У вас есть муфта[81]? — спросил Федор.
— Да, — ответила она.
— Перед тем, как выходить, положите деньги в сумку и пристройте под пальто. Руки — в муфту, в правой — револьвер. Если угрожают, доставайте и стреляйте. Можно через муфту, с револьвером это запросто — у него нет выступающего курка. Только не пораньтесь сами, — улыбнулся Федор. — Но еще лучше, попросите городового, он сопроводит к банку. Посулите ему рубль — согласится.
— Так и поступлю, — кивнула Соколова. — Как мне вас отблагодарить? Вы так много для меня сделали!
— Напишите за меня отказ от претензий, — улыбнулся Федор. — На имя Хохрякова. Таково его условие. За себя тоже придется написать. Полагаю, две бумажки стоят десяти тысяч. Я б и сам, но пишу ужасно.
— Хорошо, — сказала Соколова. — А еще я напою вас чаем. Денег за учебу брать не стану. И не возражайте — слушать не хочу!
— Повинуюсь! — поклонился Федор…
— Что, понравилась? — спросил Друг, когда он вышел из квартиры.
— Очень, — подтвердил Федор.
— Замечательная девушка! — согласился Друг. — Нам такая подойдет. Умница, красавица, сирота. Не придется просить у родителей руки и сердца.
— Ты о чем? — удивился Федор. — Я ей не пара.
— Это как сказать, — возразил Друг. — Ты, главное, не робей. Осаду проведем по правилам военного искусства — продемонстрируем товар лицом. Дескать, ух какие!
— Рядом с ней я — обезьяна, — вздохнул Федор. — Да и ростом ниже.
— Ерунда! — успокоил Друг и вдруг запел: — Ну почему ко мне ты равнодушна? И почему ты смотришь свысока? Я не прекрасен может быть наружно, зато душой красив наверняка![82] — после чего рассмеялся. — Эх, Федя, Федя! Красота мужчины в глазах умной женщины — последнее из качеств. Главные — любовь, ласка и забота, и еще возможность содержать семью. У нас все это есть. Слушайся меня, и мы создадим здоровую ячейку монархического общества. Семью, то есть.
— Тьфу! — сплюнул Федор.
Ответом ему стал смех…
Юля была папиной дочкой. Сыновей Сергею Ильичу Бог не дал, впрочем, как других детей — дочь оказалась единственной. Она росла в ласке и заботе. Окончила гимназию, Казанские женские курсы по словесно-исторической специальности. Хотела в Петербурге, но родители не отпустили. О столичных курсах говорили нехорошее. Дескать, женщины там волосы стригут, путаются с мужчинами и идут в революцию. Казань же от столицы далеко, нравы там патриархальные. В Тулу Юлия привезла диплом, оказавшись чуть ли не единственной женщиной в городе с высшим образованием. Не совсем университетским, но все же. Диплом позже очень пригодился.
Жизнь складывалась как нельзя лучше. Родители ее любили, мужчины отличали и вились вокруг красивой барышни. Все изменилось в одночасье. Сначала умерла мать — сдало сердце. Затем простудился и ушел из жизни отец. Кроме горя по любимым людям, на Юлию обрушилось безденежье. Похороны и выплаты долгов унесли скромные накопления семьи. Подполковник Соколов, дабы содержать дочь достойно, залезал в долги, после его смерти кредиторы предъявили векселя. Юлии пришлось опустошить материнский счет в банке, продать дом, драгоценности — свои и матери, даже мебель, а самой перебраться в скромную квартирку в доходном доме. Вырученных денег едва хватило, чтобы рассчитаться по долгам. Жить же стало не на что. Хорошо, что помогли сослуживцы отца. Они собрали денег сироте (пенсион отец выслужить не успел) и пристроили ее учителем в гимназию — женскую, конечно. Хотя и в ней большинство предметов преподавали мужчины. Платили Юлии хорошо: 85 рублей в месяц. Хватало на квартиру и еду, но с одеждой выходило хуже. Прежде Юлия не задумывалась о цене нарядов — их оплачивал отец, но теперь пришлось узнать, что почем. Из дешевой материи платье не сошьешь — на службе не поймут, и самой не хочется. Где взять денег на приличный наряд? Юля давала частные уроки девицам из купеческих семей, но платили скупо. Купцы — люди жадные. Приходилось экономить. Например, стирать самой, закупать провизию в дешевых лавках, штопать белье и чулки. Хорошо, что под платьем их не видно.
Разом рассосались женихи. Одно дело — взять в жены дочь полковника (Сергей Ильич ждал повышения), другое — бесприданницу. Пусть красивую, но нищую. Юлия оказалась словно в вакууме. Никто не носил ей более цветов, не звал гулять в парк или на спектакли гастролирующих театров. Гимназия, ученицы и пустая квартира — таким стал ее мир. А потом появился Хохряков — мерзкий, наглый, беспардонный. Он перехватывал ее на пути в гимназию, предлагая покататься в экипаже, заявлялся и домой. Дверь ему не открывали, и пьяный Хохряков разорялся в коридоре:
— Ты чего выламываешься, ученая? Не надоела нищета? У меня как сыр в масле кататься будешь. Все дам: денег, золота, нарядов. Капитала хватит.
Юлия пожаловалась на него приставу полицейского участка.