Глава 9
Арестовать Федора попытались уже на другой день. Он возился с затворной рамой пулемета, подгоняя ее к ствольной коробке, когда в выделенную ему для работы комнатку заглянул встревоженный Рогов.
— Что случилось, Федор? — закричал с порога. — У проходной полицейская карета. Требуют тебя. Что ты натворил?
Федор отложил деталь и рассказал.
— Где твой револьвер? — спросил Рогов.
— Выбросил в короб для отходов, — ответил Федор. — Это образец без заводского номера. Я подумал…
— Думать раньше следовало! — взъярился Рогов. — Отбери его полиция, что решила бы? На заводе тайно делают оружие? Для кого, революционеров? Наломал ты дров! А теперь слушай. Жди здесь и никуда не уходи. За проходную — ни ногой! На территорию завода полицейским хода нет, но едва выйдешь — арестуют сразу.
Рогов убежал, Федор вернулся к прерванному занятию. Получалось плохо. Отшвырнув деталь, он сел на стул и пригорюнился. Неужели арестуют?
— Не печалься, — успокоил Друг. — Ты не простой мастеровой, а господин изобретатель. Ведешь государственный проект. Если б князю дорогу перешел, тогда — да, без вариантов. А купец…
— Он же всех купил, — вздохнул Федор. — Соколова говорила. Полиция у него в кармане.
— Но дворяне — нет. А для них купцы, что для нас клопы. Генерал не спустит. Для него наш пулемет — это чин или орден. Он его к себе уже примерил, а тут вылез Хохряков. Генерал его нагнет и закопает, да еще асфальт поверху закатает. Вот увидишь!
В том, что Друг прав, Федор убедился скоро. Пришел Рогов и отвел его к начальнику завода. Там под строгим взглядом генерала Федор повторил вчерашнюю историю.
— Кто это сможет подтвердить? — спросил Кун.
— Соколова Юлия Сергеевна, преподаватель гимназии, дочь офицера. Ее я у грабителей отбил.
— Это какого Соколова дочка? — задумался генерал. — Сергея Ильича? Помню я его. Прошлым годом простудился на морозе и умер от горячки. Славный был офицер. Дочь, значит, учительницей пошла. Следовало было тех грабителей в полицию сдать. Зря оставил.
— Вышло б только хуже, — не замедлил Федор. — Не случайно на Юлию Сергеевну напали — по наущению купца Хохрякова. Тот хотел ее себе на содержание, Соколова отказала, он озлобился и подослал своих людей. Мол, лишится денег, поголодает и придет. Слышал это от грабителей. А еще Юлия Сергеевна сказала, что Хохряков этот всю полицию в кармане держит. Что хочет, то творит.
— Что?! — побагровел генерал. — Этот вот купчишко?! Да я ему! — он грохнул кулаком по столу. — Иди, работай! — велел Федору. — Про полицию забудь. Как там с пулеметом?
— Все по плану, — сообщил Кошкин. — В срок укладываемся.
— Хорошо, — кивнул генерал и отослал его жестом руки. Дождавшись ухода мастерового, вызвал адъютанта и велел тому соединить его с полицмейстером. Не прошло и минуты, как в кабинете зазвенел телефон. Генерал снял трубку.
— Здравствуй, Борис Васильевич[79]! — сказал невидимому собеседнику. — Спасибо, что не заставил старика ждать. Я чего хотел спросить. Что творится у нас в Туле? Отчего по городу разгуливают грабители, нападают на дам, а полиция этого не видит? А найдется вдруг защитник, так его тащат в тюрьму. Что, не курсе? Ну, так слушай!.. — он пересказал услышанную от мастерового историю. — Этот Кошкин, чтоб ты знал, — добавил генерал, — прирожденный изобретатель. Револьверы новые придумал, да, те самые. Ныне пулемет изобретает, и работа у него идет. Государственное дело, а твои архаровцы его — в тюрьму. Тут изменой пахнет, умышлением супротив империи. Не хотелось бы писать об этом государю… Да, конечно, разберись, и особо с этим Хохряковым. Неприятно слышать от людей, что полиция у него в кармане. С каких пор в Туле верховодят купцы? К дочкам офицеров пристают, содержанками их иметь желают. Подчиненные мои ропщут, у них тоже дочки есть. Не приструнишь подлеца, разберутся сами, но тогда жди беды. Великим скандалом обернется, на всю Россию прогремим. Спасибо, жду.
Генерал положил трубку на аппарат и усмехнулся.
Хохряков переступил порог кабинета фон Вернера и поклонился.
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
Ответом стало ледяное молчание. Полицмейстер смотрел на него гадливо, как на вошь. Купец поежился.
— А скажи мне, Хохряков, — начал полицмейстер, — с чего в Туле говорят, что полиция у тебя в кармане? Кто пустил сей слух? Уж не ты ли?
— Что вы, ваше высокоблагородие! — воскликнул Хохряков и облился потом. — Нет, не я. Как же можно?
— Утверждают же, что ты. Дескать похвалялся в ресторане, что полиция теперь твоя. Что ей скажешь, то и сделает. Многие слыхали.
— То поклеп! — поспешил купец. — Злые языки. Люд у нас завистливый, ваше высокоблагородие, любит оболгать. Мои капиталы разум застят.