Мастера (сборник)

Выспавшись, Леденцов прошёлся по улице. Как добросовестный отец, он должен был бы сейчас желать счастья и здоровья дочери, но при одной мысли об очередном напряжении мозга Емельяна Павловича начинало мутить. Поэтому он занялся будничными делами: заплатил за мобильник (операторша уважительно произнесла сумму задолженности), зашёл за коляской и даже позвонил главврачу-оппозиционеру.

– До выборов неделя! – тут же начал орать главвраг, как будто Леденцов был его нерадивым подчинённым. – Я тебе дозвониться не могу! Срочно нужны деньги!

Пришлось звонить и в «Мулитан». Хотя он оставлял все дела в состоянии «на мази», за истёкший детородный период мазь подсохла, а отлаженная система принялась скрипеть и трещать. С постыдным облегчением Емельян Павлович отправился в офис – Катенька ещё пару раз звонила, но теперь он с чистым сердцем говорил ей, что немного занят. К вечеру ему удалось и «Мулитан» подбодрить, и самому отдохнуть. Забрав нужную сумму наличными, Леденцов прикупил коньяку и отправился в штаб оппозиционеров.

Увидев в руках спонсора бутылку, граввраг замахал руками:

– Убери! Рано! Сглазишь ещё!

С трудом удалось объяснить зашуганному кандидату в губернаторы, что повод состоит вовсе не в его гипотетической победе.

– Черт, – главвраг с искренней силой раскаяния шлёпнул себя по лысине, и глаза его на миг просветлели. – У тебя ж сын! Дочь? Молодец, не бракодел! За это можно.

Однако временное просветление тут же сменилось лихорадочным оживлением.

– Слушай, а давай ты со своим… своей дочкой завтра на митинге моем выступишь! Символично: новая жизнь начинается, новая власть приходит.

Леденцов даже бутылку не допил от огорчения. Машину бросил у штаба, до дома пошёл пешком – и для дополнительной вентиляции извилин, и чтобы разобраться в возникшем беспокойстве. Напоминания о сглазе вызвали ощущение неудовлетворённости. Словно Емельян Павлович упустил какую-то деталь. Или, того хуже, перестал чувствовать развитие событий.

Примерно на половине пути Леденцов встал, как вкопанный железобетонный столб. Нашарил в кармане телефон и отыскал в записной книжке номер под литерами «ИИ». Выслушал от Ивана Ивановича поздравления и спросил:

– А я тоже могу превратиться в мастера сглаза? Как Гринев – в мастера силы?

– Да вы уже. Впрочем, вы уверены, что подобные разговоры следует вести по линиям связи?

Встретились они в летнем кафе под шатром, на котором когда-то было начертано «Балтика». Видимо, однажды у хозяина бара испортились отношения с основным поставщиком, и слово на тенте исправили на «БарНика» – именно так, без всяких пробелов. Пили разливной квас, тёмный и пахнущий свежим хлебом. Говорил в основном Иван Иванович.

– Вы превратились в мастера сглаза в тот же миг, когда ваш оппонент стал «топором». Во время битвы в казино.

– А почему я ничего не почувствовал?

– Уверены? Неужели никаких новых ощущений? Вы же сами рассказывали про «тень боя».

Емельян Павлович покатал во рту глоток, дождался, пока напиток согреется, и сглотнул. Да, пожалуй, та вязкая мгла могла исходить от «отбойника». То есть от самого Леденцова, когда он стал «отбойником».

– Минуточку, – сказал Леденцов, – не стыкуется. Я ведь остался «топором»! Я точно знаю, что никого и ничего не сглазил.

– «Топором»-то вы остались, – покивал головой Портнов, – но и зачаточным мастером сглаза тоже стали.

– Зачаточным, говорите? Какой же он мастер, если зачаточный?

Иван Иванович улыбнулся.

– Вы ведь филолог, верно? Замечательно. Слово «мастер» в данном контексте пришло из английского. Там «master» означает в первую очередь «хозяин», «владелец». Русский «мастер» – это «специалист», «знаток своего дела». В качестве мастера сглаза вы пока не «мастер», а всего лишь «master».

– Слушайте, – попросил Леденцов, – давайте без теории. Я бы хотел разобраться, что случилось. Нет, не так. Я хочу понять, что может случиться.

– Вы снова столкнётесь с Гриневым, – пожал плечами Портнов, – это неизбежно, как победа хороших парней в голливудском блокбастере.

– И кто из нас будет хорошим парнем?

Иван Иванович лукаво сощурил глаза.

– Не могу сказать.

– Что так?

– Вы же запретили влезать в теорию.

Емельян Павлович секунду поколебался, но решил на провокацию не поддаваться.

– Ладно. Столкнёмся. И что будет?

– Есть два варианта…

– Моя победа или его?

– Нет. Победа одного из вас или ничья.

Леденцов повертел опустошённый пластиковый стакан и отправил его в урну.

– И что будет в случае победы?

– Ну, это вы и сами знаете. Вспомните, что произошло после вашей победы над лингвистом Глинским? А после победы над Екатериной?

Емельян Павлович поморщился – случай с Катенькой он не любил вспоминать – но ответил:

– Проигравший поменяет квалификацию?

– Это безусловно, но есть важный нюанс.

Портнов замолчал, явно ожидая от собеседника озарения. Леденцов даже не стал напрягаться. Он выдержал приличествующую случаю паузу и спросил:

– Какой?

– Проигравший будет до конца дней своих привязан к победителю.

Вывод оказался до такой степени неожиданным, что Емельян Павлович заулыбался.