Мастера. Герань. Вильма

Старый Гульдан поначалу ждал для себя многого, думал, его работа всегда будет достойна звания мастера. И хотя понимал, что не ставить ему каждый амбар и не стоять ему на каждом новом доме, ибо на всех новых домах не может быть гульдановской кровли, все же считал, что возле всякого нового амбара и всякого нового дома у него найдется, что сказать. Но постепенно он стал подмечать, что его ремесло, хоть оно и остается таким же и выматывает человека, как и любое другое, уже теряет свою красоту и того, кто этим ремеслом занимается, пусть толково и не щадя живота своего, со временем перестанут величать мастером. Его, возможно, заменит машина или поденщик. А подчас ему казалось, что и этого поденщика, который понюхал настоящего ремесла и которого люди хотя бы из уважения по-прежнему называют мастером, уже и этого мастера-поденщика они отталкивают от себя, и не потому, что гнушаются им, нет, мастеру думалось — он потому перестает быть мастером, что люди начали гнушаться ремеслом.

Иной раз все выглядит проще простого. Пусть людям и нужна крыша над головой, раз охота жить в доме, они вдруг обнаруживают, что на новом доме кровли как кровли им и не надобно — все равно нечего под нею хранить. Мастер обшивает такой дом, временами он ему даже нравится, а потом начинает ворчать:

— Нешто это дом?! Ведь это коробка! Хоть у него и окна, а все одно коробка. У него же кровли нету. Я бы в таком доме не жил.

— А вам никто и не велит, — смеялись обычно молодые. — У вас старомодные взгляды.

— Ну что ж, пускай старомодные. И у меня, и у моего сына. Но в таком доме я, ей-богу, жить бы не стал. Имришко, коли так дело пойдет, придется нам с тобой разве что каменщикам леса возводить да кой-какие обшивки работать. А может, придется на старости лет иным начинашкам железные балки либо кружала подносить. Только я уж на железные балки не потяну. А и потянул бы, в коробке я, ей-богу, жить бы не стал.

Люди, однако, живут и в коробках. И довольны и смеются. Подчас смеются лишь потому, что в окошки светит солнышко.

Люди сами себе выбирают жилье, и против этого мастер не может ничего возразить.

Когда-то он очень верил в амбары, полагал, что, покуда есть поле и оно кормит людей и животных, всегда будет нужда сложить где-нибудь корм, а амбар, сарай и поветь словно бы для этого созданы: туда можно поставить и корморезку, и человеку, если вдруг пойдет дождь или задует ветер, не придется резать сечку под открытым небом, чтобы ненароком ему не промокнуть да и чтобы сечка, отсырев, не заплесневела или бы ветер, подхватив ее, не развеял.

И кооперативы старый Гульдан так же расценивал: кооператив так кооператив, думалось ему. И кооператорам понадобится коровник, а то и много больших коровников, понадобится и корморезка. Сечка все же сама не нарежется. Да и в конце концов — не о сечке речь. А о том, что резать. Речь прежде всего — о корме. А его нужно где-то сложить. И кооператорам нужны будут сараи, амбары, сушильни и хлева. Так за чем же дело стало?

Однако люди говорят: а к чему столько амбаров, а в них — корморезок? Да и столько коровников? Скотина-то может жить и стадом, значит, поживет и в одном коровнике.

И мастеру, да и, конечно, плотничьему мастеру, приходится признать: люди правы; он, пожалуй, еще думает: люди хотят, чтобы вместо малых амбаров он поставил один большой, крепкий и надежный, но при этом и красивый амбар, такой, чтобы все ахнули. Но его тут же начинают убеждать, что амбар выходит из моды, что новый амбар им ни к чему, а коровники, дескать, обойдутся и без кровли, пусть даже мастер, какой ни есть ловкий и искусный среди мастеров, хотел бы своими руками каждую кровлю позолотить.

Люди улыбаются и весело говорят: не все то золото, что блестит.

Старый Гульдан издавна знал, что ремесло не золотое дно, но ведь истинный мастеровой ищет не только пользу в работе, а еще и красоту. Иначе бы он работал просто ради работы. И теперь мастер понял, что у его ремесла, которое и без золотого дна казалось ему прекрасным, нет даже золотого верха, ни даже вершицы. Нет у него на вершицу! Но люди спокойны: а зачем вершица! Разве что для видимости, для красоты? Обойдемся без всякой вершины.

Мастер упирается: все равно вершица нужна, всегда должно найтись на нее. Кое-чему все же потребна верхушка. Я вам задаром ее смастерю. Достаньте мне дерева. А люди говорят: дерево уже есть. Его уже и нарезали. И доски и брусья. Внизу на лесопилке. Ох и навалила вам лесопилка этих досок и брусьев! Надо только их привезти и быстрехонько сколотить!

Лесопилка всего лишь лесопилка. Она может быть людям полезной, умеет быть полезной. Но если люди чего-то не знают, разве может знать за них лесопилка. Лесопилка, ей-богу, многого о годичных кольцах не ведает.

Тут-то и укоренились слова «халтура» и «халтурщик». Кто только не ходит подхалтуривать. И почти любой халтурщик над порядочным мастером все больше смеется.