Мастер-класс

И мы продолжали эту игру, пока не «сожгли» в кафетерии всех до одного; «в живых» остались только мы сами и один парнишка из математического клуба, которого Малколм считал отнюдь не бесполезным и абсолютно безвредным. За пятнадцать минут мы избавились от всевозможных «задниц», «идиотов» и «уродин» (как именовал их Малколм), а также и от всех прочих, если находился тот или иной предлог для ненависти или презрения. Мы вычеркнули из жизни даже подавальщиц и всего лишь на том основании, что все они были «жирные».

— Ну что, лучше стало? — спросил Малколм, когда мы с ним — гипотетически, конечно, — остались в зале почти единственными.

— Лучше. Но ведь не можем же мы и в самом деле их всех сжечь.

— А что, у тебя есть идея получше? — В его глазах сверкнуло коварство.

— Ну… — начала я и вдруг подумала, что с удовольствием нырнула бы в эти глаза и поплавала там, — а если, скажем, все это перевернуть наоборот, то есть сделать так, что все эти тупые красотки будут вынуждены, например, стоять в очереди, чтобы получить ланч? Или им придется дополнительно за него платить?

Вскоре мы с Малколмом, конечно, повзрослели и даже отчасти влились в коллектив. Но к концу моего первого года в старшей школе наша идея о разноцветных ID-картах окончательно оформилась. И, как ни удивительно, уже следующей весной нечто подобное было действительно введено во всех школах Мэриленда. Мы оба, естественно, получили золотые карты, которые давали некие привилегии: например, бесплатные билеты на танцевальные вечера, обслуживание в первую очередь в школьном кафетерии и право на отдельную комнату отдыха. Малколм любил в шутку говорить, что это очень похоже на классы рассадки и обслуживания в самолетах.

— Если эта насмешница Марджи Миллер захочет скушать на ланч что-нибудь получше, то пусть получше и учится, — сказал он как-то, заметив, как Марджи стоит в самом конце длинной очереди. — Как и эти мальчики-красавчики.

Возможно, именно старые шрамы на душе и заставляли меня идти все дальше по этой дорожке. Я слишком хорошо помнила издевательства и насмешки по поводу моих старых платьев или якобы странной еды, которую давала мне с собой мама. А может быть, сказывалось и постоянное влияние Малколма, который не давал как следует зажить моим старым ранам и даже нарочно посыпал их солью, чтобы они оставались воспаленными и болезненными, а я не забывала, как обращались со мной «первые красавицы» нашей школы, пока сами не оказались на моем месте. Возможно, впрочем, я и сама тогда вела себя как настоящая сука — во всяком случае, я всегда довольно улыбалась, когда Малколм говорил о других гадости.

Но тогда я даже представить себе не могла, к чему все это приведет. Да и никто не мог этого знать.

Глава сорок третья

— Может, у нее в кабинете висит целая таблица наказаний за всевозможные проступки и нарушение правил? — тихонько сказала Руби Джо, взяв еще два подноса и поставив их в ряд на стальном прилавке. — Например, три раза нарушил правило — получаешь в лоб деревянным половником.

Я хорошо ее слышала и даже уловила в ее словах некую шутливость, но смеяться мне что-то не хотелось.

Мелисса обняла меня за плечи.

— Ох, деточка, — только и сказала она, двигая заодно и мой поднос.

На обед полагался ломтик мяса, некая слизистая субстанция, которую называли картофельным пюре, и целая гора консервированной кукурузы. Когда мы начали озираться в поисках трех свободных мест, миссис Андервуд опять нахмурилась и выразительно постучала пальцем по циферблату наручных часов.

Я улыбнулась приблизительно в ее сторону, думая о том, с каким удовольствием затолкала бы эти часы ей в глотку. Или слегка помогла бы им туда провалиться.

Руби Джо уже успела рассказать Мелиссе о Фредди, так что теперь у меня с обеих сторон была сочувственная поддержка.

Мы потащили свои подносы через весь обеденный зал к единственному столу, где были свободные места, и оказалось, что это стол Алекса. В столовой сразу возник легкий шум удивления, который, впрочем, мгновенно смолк, как только мы сели.

Присутствие Алекса жутко меня раздражало, но союзник есть союзник, хотя я, конечно, не могла не замечать того, что его взгляд, едва он отрывается от чтения каких-то деловых бумаг, похотливо скользит по моим ногам. Я даже попыталась дружески ему улыбнуться, и он улыбнулся в ответ, но тут же вернулся к своим бумагам, деликатно предоставив нам возможность беседовать друг с другом.

Я пару раз украдкой все-таки посмотрела туда, где сидела Фредди, зажатая между двумя девочками постарше. Она, разумеется, ничего не ела; сидела, сгорбившись и уставившись в тарелку с нетронутым куском мяса и липкой гадостью, именуемой пюре. Сейчас стало как-то особенно заметно, насколько ей велика эта школьная форма, она почти исчезла в ней, и я не на шутку встревожилась: а съела ли она хоть что-нибудь за минувшие двое суток?