Мастер-класс

Я оказалась единственной, у кого была свободная рука; впрочем, и ключ тоже вручили именно мне, так что я первой вошла в наше новое жилище и окинула его взглядом. Все было не так уж и плохо. Во всяком случае, я ожидала чего-то вроде камеры в Алькатрасе пять на девять футов, когда, стоя посредине, с легкостью достаешь руками до обеих боковых стен. Больше всего эта квартирка напоминала обшарпанный номер в мотеле на шесть человек: одна просторная гостиная с кухонькой в углу, посреди которой круглый стол с четырьмя стульями, а у дальней стены довольно широкий раскладной диван-кровать. Окно в этой комнате было, а вот телевизора не было.

Я вкатила свой чемодан на середину спальни, которую нам отныне придется делить. Спальня была столь же скудно обставлена, как и гостиная. Три спальных места — обыкновенная довольно широкая кровать и еще двухъярусная — были поставлены так, что свободного места посредине почти не осталось. Стены в квартире были выкрашены в казенный бежевый цвет.

— А в наших краях даже в самых обшарпанных трейлерах и мебель, и оборудование получше, чем здесь, — заметила Руби Джо.

Первой к окну подошла Лисса. Она раздернула коричневые шторы и закашлялась, потому что с них так и посыпалась застарелая пыль. Лисса стояла у окна и молча в него смотрела. Да, собственно, в словах и не было необходимости.

На каждом окне была решетка.

Мой опыт подсказывал, что решетка обычно служит одной из двух целей. Она либо не пускает людей внутрь, либо не выпускает их наружу. Интересно, думала я с усиливавшимся неприятным предчувствием, с какой целью поставлены на окна эти решетки?

Глава сорок первая

Мы по очереди вымылись; ванная комната — холодный стерильный куб — была явно выгорожена из площади кухни. Вряд ли в бюджете государственной школы № 46 была заложена достаточно большая сумма на обустройство жилых помещений для преподавателей.

Ожидая, пока вымоются Лисса и Руби Джо, я ознакомилась с «Информационным листком», оставленным на круглом обеденном столе.

Ничего удивительного: это оказался, по сути дела, просто список правил.

— У них тут все запирают уже в девять вечера, — рассказывала я потом своим соседкам по комнате, которые вскоре стали для меня самыми близкими подругами. — У главной двери постоянно есть охрана. А все запасные выходы — и это особо подчеркнуто — снабжены сигнализацией, которая тут же включится, если кому-то из учителей взбредет в голову выйти погулять. Что за хренотень, черт побери?

Вряд ли бранные слова были так уж неприятны нашей пожилой Лиссе, потому что она бодро откликнулась из ванной:

— Хренотень — это точно!

— Погодите, там дальше еще интересней, — и я зачитала вслух: — «Обитатели каждого факультетского здания должны придерживаться того этажа, который подобран в соответствии с их половой принадлежностью. Никаких исключений не допускается. Все жилища снабжены датчиками задымления. Курить строго запрещено».

— Так где же нам курить? — удивилась Лисса.

— Очевидно, нигде. — И я еще раз перелистала все пять страниц «Информационного листка». — Здесь ничего не говорится насчет места для курения. Да, и алкоголь, между прочим, тоже ни-ни. Возможно, именно его-то эти два Шалтай-Болтая и пытались в нашем багаже отыскать.

Руби Джо хихикнула.

— Что такое?

— Я тебе потом расскажу. — В глазах у нее светилось коварство. — Ну, чего там еще нам нельзя? Может, нас ждет солдатская стрижка под ноль?

— Больше пока ничего. Только расписание занятий, — сказала я. — Да, и мы обязаны постоянно носить форму. Снимать ее разрешается только у себя «на квартире». «На квартире»! Боже мой! — Я прочитала им вслух еще несколько цитат из «листка» — сплошные грозные директивы: «вы обязаны», «вы должны» и «вы не должны». И нигде мне не встретилось ни одного слова «пожалуйста».

Двадцать четыре часа назад мы с Руби Джо ехали в автобусе, перебрасываясь шутками и постепенно перемещаясь поближе к кабине водителя и подальше от туалета с его отвратительными запахами мочи и дезинфектанта, насколько, конечно, нам могли позволить размеры нашего «рысака» и количество освобождавшихся мест. А сорок восемь часов назад я ела жареного цыпленка и пила искристое испанское вино, и мой муж вовсю притворялся, что в его блестящем семействе все в полном порядке.

Сейчас я чувствовала себя далеко не блестяще. Особенно когда сменила свое мягкое синее платье из джерси на мерзкую серую форму. Юбка и жакет сидели отвратительно, оказались страшно тяжелыми, а грубая ткань раздражала кожу.

— Да грошовые они, эти шмотки, сразу же видно! — возмутилась Руби Джо.

Но я уже почти забыла о грошовых шмотках. Голова моя была полна поистине «стодолларовых» мыслей, начиная с того, сколь сильно, должно быть, Энн меня сейчас ненавидит, и кончая тем, какое именно временное помешательство заставило меня собрать свои вещи, сесть в тот жуткий автобус и ехать через полстраны, не имея ни малейшего представления о том, во что я могу вляпаться.