Мастер-класс

Энн стряхнула с ног туфли, одним движением скинула с плеч алый гарвардский жакет и направилась к холодильнику. Почти машинально — она делает так каждый день. Сперва она думала только о еде и никакой записки не заметила. Да и как ей что-то заметить, если йогурт, фруктовый салат и ломоть швейцарского сыра манили ее, как подхваченная ветром пустая пластмассовая коробка на улице манит гончую? И лишь когда Энн во второй раз подошла к холодильнику, рассчитывая обнаружить там еще что-нибудь привлекательное и положить на место кусок сыра, она, закрыв дверцу, увидела наконец мою записку.

Я знала, что в течение последующих пяти минут она будет читать и перечитывать мои каракули с извинениями, воспринимая это сообщение о моем отъезде точно так же, как обманутый «дорогой Джон» воспринимает письмо от бросившей его возлюбленной, сбежавшей в другой штат. Растерянность, смешанная с неверием и отрицанием: Этого не может быть! На самом деле она никуда не могла уехать. Это просто сон, кошмарный сон, обман…

Матери просто так из дома не уходят.

По-прежнему воображая себя мухой, я представляла, как Энн нервно набирает номер отцовского телефона, путает цифры, попадает в салон-парикмахерскую и предпринимает новую попытку. Затем раздается: «Пап, это ты? Мама уехала». И Энн снова переживает тот же цикл смущения, смятения, отрицания.

Жены и матери просто так из дома не уходят.

Мне бы так хотелось сейчас материализоваться там, на кухне, обнять Энн, прижать ее к себе и сказать, что на самом деле я не ушла, что это лишь временно, но… наши чемоданы уже извлечены из автобусного чрева, и Руби Джо тянет меня за рукав, и нам пора двигаться по длинной дорожке, ведущей от ворот к низкому зданию из красного кирпича, где на фасаде красуется надпись «Администрация».

— Что-то у меня нехорошие предчувствия насчет этого места, — только и промолвила Руби Джо.

И мы с ней пошли дальше.

Глава тридцать восьмая

Дорожка, ведущая к административному корпусу, была, вероятно, проложена три четверти века назад, и травы того же возраста торчали изо всех ее щелей и трещин. Миссис Мунсон чуть не упала, запутавшись в этом сплетении сорняков, и я взяла ее чемодан. Оказалось, что он не на колесиках — твердый пластиковый «самсонит» из тех, что вышли из моды в конце семидесятых. А внутри у него были, по всей видимости, кирпичи, такой он был тяжеленный.

— Там всего несколько книг, дорогая, — смущенно попыталась оправдаться миссис Мунсон.

А тот жирный охранник наверняка уже вернулся в свой домик привратника и смотрит по телевизору какую-нибудь чушь, набивая пасть кукурузными хлопьями. Помочь женщинам донести вещи ему и в голову не пришло. А мне, нагруженной своим и чужим чемоданом, казалось, что с каждым шагом проклятая дорожка становится все длиннее.

Мы миновали небольшую автомобильную стоянку, отчасти скрытую сильно разросшимися кустами, нуждающимися в серьезной стрижке. Стоянка была слева, а справа за густой стеной каких-то хвойных деревьев проглядывало то, что когда-то, видимо, представляло собой спортивно-игровую площадку, но, приглядевшись, я увидела, что площадка совершенно заросла кустарником, а сквозь заросли просвечивают остовы проржавевших качелей, лесенок и «тарзанок» с оборванными канатами. Разумеется, никто из детей там не играл, хотя школьные занятия должны были закончиться еще пару часов назад. Все это мне страшно не понравилось, а мои предчувствия стали еще более мрачными.

— Возможно, там есть новая площадка — где-нибудь за школой… — неуверенно предположила я, сама в это не веря.

— Ты так думаешь? — хмыкнула Руби Джо. — Да ты посмотри вокруг! Жуткое место. — И она почти неслышно прибавила: — Все в точности, как бабушка рассказывала.

— Что ж ты все время бабушкины истории вспоминаешь? — не выдержала я.

— Потом расскажу. — И она указала веснушчатым подбородком в сторону какого-то странного пятна на дорожке, явно движущегося нам навстречу.

Уж не знаю, кого я ожидала увидеть. Возможно, еще одного жирного охранника; возможно, миссис Марту Андервуд, директора этой школы; возможно, даже Малколма. А что? Он вполне мог в последнюю минуту успеть на рейс Вашингтон — Канзас-сити и поджидать меня здесь.

Все эти возможности сплелись у меня в голове в какой-то невообразимый клубок: Малколм, позвонивший в мою школу — в мою бывшую школу; Малколм, роющийся в сведениях об учителях в попытке найти разгадку; Малколм, пребывающий в ярости и спешащий на этот распроклятый самолет; Малколм, приехавший сюда, чтобы вернуть меня домой, прежде чем я получу возможность увидеть Фредди. «Закон есть закон, Елена», — заявил бы он мне.

Однако человек, шедший нам навстречу, оказался совсем не жирным охранником, не женщиной и не моим мужем. Мало того, я узнала эти длинные ноги и легкую свободную походку — не торопливую, но и не замедленную, — и поняла, что этого человека я давно знаю.