— Все точно так, как и говорила моя старая бабушка… — И Руби Джо, заслонив рукой глаза, принялась рассматривать домик привратника.
— Ну, и что же такое она говорила? — спросила я, но Руби Джо приложила палец к губам, призывая меня помолчать.
Через распахнутое окно домика был виден грузный мужчина, который с трудом заставил себя встать, открыть дверь и выйти на крыльцо; его пивной живот ритмично шлепал по ремню серых форменных брюк. Сверху на нем тоже было нечто серое; на левом плече виднелись две нашивки, выглядевшие знакомо. Первая — радостно-солнечная эмблема «Достойной семьи»; вторая — триколор Министерства образования с пресловутыми
— Значит, так, народ. Для начала предъявите-ка ваши билеты и ID-карты, — провозгласил этот тип, словно обращаясь к толпе возбужденных зрителей, пришедших на концерт в Мэдисон-сквер-гарден, а не к трем преподавателям старших классов, подъехавших на автобусе к воротам весьма обветшалого комплекса зданий постройки девятнадцатого века в задрипанном городишке Уинфилд, штат Канзас. Охранник влез в автобус, проверил документы и маршрутный лист у водителя, затем по очереди осмотрел нас, хмыкнул и объявил: — Вы первая.
Та пожилая женщина, что всю дорогу ехала, опустив голову, встала и взяла свою сумку. Было заметно, что на ногах она держится не слишком уверенно, но ни водитель, ни охранник и не подумали подать ей руку. Я встала, толкнув наполненный недоеденным фастфудом мешок, пристроенный на сиденье рядом с Руби Джо, и решительно двинулась на помощь старушке.
— Я вас не вызывал, леди, — тут же рявкнул охранник. — Сядьте на место.
Я ненавижу, когда меня называют «леди» в подобном контексте.
— Лучше уж вы снова сядьте, — язвительно заметила я, — поскольку для вас это, кажется, более привычное состояние. А я лучше все-таки помогу этой пожилой женщине выйти из распроклятого автобуса. Вы не против, надеюсь?
Я долго проработала в школе и хорошо знала, как вести себя с хамами и любителями буллинга. Любому учителю приходится постигать подобную науку. Чем выше такой гад ростом или положением, тем выше должен быть ты. А мне сразу стало ясно, что даже без каблуков я на добрых шесть дюймов выше этого Мистера Пивное Брюхо. И он, разумеется, тут же отступил — просто, наверное, до сих пор никто не решался ему возразить, никто даже не попытался защитить собственные позиции.
А интересно все-таки, почему мои слова и действия настолько его поразили?
Пожилая дама с поникшей головой успела сказать мне, что ее зовут миссис Мунсон. Миссис Мунсон. Ничего себе фамилия! Однако, даже если ноги у миссис Мунсон и работали неважно, язык у нее был подвешен здорово.
— Лучше вы скажите ему, детка, а то он еще не поймет.
Благополучно спустив миссис Мунсон на землю, я снова влезла в автобус, чтобы забрать свой портфель и пакет с едой. Правда, в нем остались только те упаковки с печеньем, которые я прихватила дома с полки над холодильником, чтобы порадовать Фредди.
И было это двадцать восемь часов назад.
Всегда интересно представить себя привидением, незаметной мухой на стене, невидимым наблюдателем.
Так я и поступила, представив себе, что нахожусь в собственной кухне вчера в четыре часа дня. Энн уже вернулась из школы с набитым книгами рюкзаком и подвывающим от голода животом, поскольку съеденный всухомятку ланч давно переварен. Подростки — как хоббиты: завтрак, второй завтрак, затем этот странный перекус перед ланчем, который британцы именуют «одиннадцатичасовым полдником», затем ланч и так далее. Мне внутренности подростков представляются маленькими частными двигателями внутреннего сгорания, в которые непрерывно должно поступать топливо.
Вот Энн, сама открыв дверь ключом, который мы с Малколмом доверили ей только в прошлом году, прошла в гостиную, шаркая ногами и горбясь то ли под тяжестью рюкзака с книгами, то ли — и куда сильней — от иной тяжести, менее материальной, но не менее ощутимой. Она швырнула рюкзак на диван в гостиной и отправилась мыть руки над раковиной в кухне — так повелось с тех пор, как ей исполнилось шесть. Пока что все более-менее нормально. Ничто вокруг не изменилось.
Мама придет через полчаса. Ну, через час самое большее. И они будут грустно подшучивать друг над другом, потому что обеим дом покажется удивительно пустым.
А может, и не будут подшучивать.