Мастер-класс

Через четыре дня после Дня благодарения я полностью сменила свой университетский курс, перейдя с искусствоведения на естественные науки.

Как, собственно, и предлагал Малколм.

— Я всего лишь предлагаю. А ты потом кем захочешь, тем и будешь, — говорил он. Но когда я подумала о тех деньгах, которые могла бы получать, преподавая в одной из новых серебряных школ, то сразу на эту наживку клюнула. Довольно борьбы за существование! Хватит подсчитывать в кармане мелочь, чтобы оплатить счет за электричество! Мы подгоним этот мир под себя, мы заставим его подстроиться под наши цели. Мы создадим свой собственный мастер-класс.

Глава девятнадцатая

Ома допила свой сок и, усталая, снова откинулась на спинку кресла.

— Ты должна перестать думать об этих Коэффициентах, — сказала она. — Или тебе нужно научиться думать о них по-другому. С точки зрения тех вопросов, на которые тебе необходимо получить ответ. Например: хочется ли тебе отправлять свою дочь в одну из этих новых школ?

— Они совсем не такие, как… — Я не знала, как это выразить, и умолкла. — Как в тех местах, где ты родилась.

— Тебе так кажется, Liebchen?

— Ну конечно! — Ей-богу, это было просто смешно. У моей бабушки доброе сердце, но она всегда была склонна к преувеличениям, а с возрастом эта склонность еще усилилась.

Она махнула на меня рукой, словно ей хотелось, чтобы я немедленно скрылась с глаз долой. Словно почувствовала мою насмешку или заметила в моих глазах недоверие.

— Позже я еще кое-что тебе расскажу. Когда ты будешь готова это услышать. А сейчас мне, пожалуй, пора немного вздремнуть. Положи, пожалуйста, эту… эти вещи обратно в комод.

Из кухни меня окликнула мама — ланч был готов, чудесно пахло Rauladen[14] и Blaukraut[15] с приправами.

— Ладно, ты пока поспи, — сказала я бабушке, — а после ланча я снова к тебе поднимусь. — Я поудобней устроила ее в кресле, а нацистскую форму аккуратно свернула и сунула в кедровый комод. Бабушка мгновенно задремала, и я вышла в коридор, тихонько прикрыв дверь в ее комнату.

Подойдя к лестнице, я увидела, что внизу стоит Малколм и смотрит на меня в упор.

— Одевайся, Елена. И захвати куртки Фредди и Энн, — приказал он, словно я была его юным ассистентом, которого он нанял в качестве стажера пару месяцев назад. И прежде чем я успела хоть слово вставить, прибавил: — Мы уезжаем. Прямо сейчас.

Я никогда не боялась Малколма; ему никогда не удавалось меня смутить или сбить с толку, как это легко получается у него, например, с Фредди, которая до смерти боится «папочкиного ругательного голоса». И все же я невольно прижалась к стене, руки и ноги как-то сразу ослабли, словно превратившись в некое подобие желе. Потому что голос Малколма звучал действительно пугающе в своей непреклонности.

Смешно, но ведь раньше я никогда этого даже не замечала.

— Прямо сейчас мы садимся за стол, Малколм. Моя мать приготовила обед специально для нас, и мы его съедим. — Для пущего эффекта я еще раз прибавила: — Да, прямо сейчас. — Вообще-то мне хотелось подойти к нему и выплюнуть эти слова прямо ему в лицо, однако ноги по-прежнему отказывались мне повиноваться. Временно, разумеется. А пока что я постаралась расправить плечи и гордо задрать подбородок — пусть хотя бы этот маленький жест даст ему понять, что меня нельзя заставить отступить даже в этом мексиканском противостоянии[16].

Но это не помогло.

Малколм исчез и вскоре вновь появился, неся в охапке три куртки и три пары ботинок.

— Сегодня мы поедим дома. И завтра. И только вчетвером. — Судя по голосу, ему доставляла удовольствие подобная перспектива, и я удивилась: неужели он воображает, что я и теперь куплюсь на его дерьмовые посулы, как всегда покупалась раньше? А ведь раньше я и впрямь купилась бы. Проглотила бы и его снобизм, и его хамскую выходку по отношению к моим родителям. Проглотила бы все и не поморщилась, точно городская шлюха, продающая себя в дешевом номере за деньги, за поддержку, за одобрение.

Целую долгую минуту мы смотрели друг другу в глаза, и мне было совершенно ясно, что он все слышал, что он подслушивал, стоя под лестницей. И теперь мне ничего другого не оставалось, как взять шмотки и выйти за дверь вместе с ним, с этим моим мужем, который, как все считают, мне совершенно необходим. К которому я, однако, теперь не испытывала ничего, кроме отвращения.

Или возможен иной вариант?

Например, отказаться уехать с ним. Сойти вниз и остаться здесь, с мамой, папой и бабушкой. Попытаться открутить в обратном направлении невидимые стрелки невидимых часов. Жить той жизнью, какой я жила раньше, но по-другому, с одной лишь Фредди.

За подобными размышлениями меня и поймала Энн. И мне было достаточно ее умоляющего взгляда. Она моя дочь точно так же, как и Фредди. И я никогда не смогла бы ни разлюбить ее, ни предать.

— Что здесь происходит? — Мама подбежала к нам все еще в кухонном фартуке, испачканном мукой, которая, посверкивая, разлеталась в лучах послеполуденного солнца. Фредди, весело хихикая, тащилась за ней, уцепившись за завязки ее фартука.