Мастер и Маргарита

Следующая дверь несла на себе краткую, но уже вовсе непонятную надпись: "Перелыгино". Потом у случайного посетителя Грибоедова начинали разбегаться глаза от надписей, пестревших на ореховых теткиных дверях: "Запись в очередь на бумагу у Поклевкиной", "Касса", "Личные расчеты скетчистов"...	The next door bore a brief but now totally incomprehensible inscription: 'Perelygino'.[2] After which the chance visitor to Griboedov's would not know where to look from the motley inscriptions on the aunt's walnut doors: 'Sign up for Paper with Poklevkina', 'Cashier', 'Personal Accounts of Sketch-Writers'. . .
Прорезав длиннейшую очередь, начинавшуюся уже внизу в швейцарской, можно было видеть надпись на двери, в которую ежесекундно ломился народ: "Квартирный вопрос".	If one cut through the longest line, which already went downstairs and out to the doorman's lodge, one could see the sign 'Housing Question' on a door which people were crashing every second.
За квартирным вопросом открывался роскошный плакат, на котором изображена была скала, а по гребню ее ехал всадник в бурке и с винтовкой за плечами. Пониже -пальмы и балкон, на балконе - сидящий молодой человек с хохолком, глядящий куда-то ввысь очень-очень бойкими глазами и держащий в руке самопишущее перо. Подпись: "Полнообъемные творческие отпуска от двух недель (рассказ-новелла) до одного года (роман, трилогия). Ялта, Суук-Су, Боровое, Цихидзири, Махинджаури, Ленинград (Зимний дворец)". У этой двери также была очередь, но не чрезмерная, человек в полтораста.	Beyond the housing question there opened out a luxurious poster on which a cliff was depicted and, riding on its crest, a horseman in a felt cloak with a rifle on his shoulder. A little lower - palm trees and a balcony; on the balcony - a seated young man with a forelock, gazing somewhere aloft with very lively eyes, holding a fountain pen in his hand. The inscription: 'Full-scale Creative Vacations from Two Weeks (Story/Novella) to One Year (Novel/Trilogy). Yalta, Suuk-Su, Borovoe, Tsikhidziri, Makhindzhauri, Leningrad (Winter Palace).'[3] There was also a line at this door, but not an excessive one - some hundred and fifty people.
Далее следовали, повинуясь прихотливым изгибам, подъемам и спускам Грибоедовского дома, - "Правление МАССОЛИТа", "Кассы N 2, 3, 4, 5", "Редакционная коллегия", "Председатель МАССОЛИТа", "Бильярдная", различные подсобные учреждения, наконец, тот самый зал с колоннадой, где тетка наслаждалась комедией гениального племянника.	Next, obedient to the whimsical curves, ascents and descents of the Griboedov house, came the 'Massolit Executive Board', 'Cashiers nos. 2, 3, 4, 5', 'Editorial Board', 'Chairman of Massolit', 'Billiard Room', various auxiliary institutions and, finally, that same hall with the colonnade where the aunt had delighted in the comedy other genius nephew.
Всякий посетитель, если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам - членам МАССОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его. И немедленно же он обращал к небу горькие укоризны за то, что оно не наградило его при рождении литературным талантом, без чего, естественно, нечего было и мечтать	Any visitor finding himself in Griboedov's, unless of course he was a total dim-wit, would realize at once what a good life those lucky fellows, the Massolit members, were having, and black envy would immediately start gnawing at him. And he would immediately address bitter reproaches to heaven for not having endowed him at birth with literary talent, lacking which there was naturally no dreaming of owning a Massolit membership