Марсиане

— Ну, я не знаю, — замялся Сутулов. — Как–то неожиданно все это… Не по–людски получается. Вчера вроде бы договорились, что сегодня свадьбу сыграем. Я так и настроился… Ну, думаю, завтра похмелюсь хоть по–человечески, а ты… Нет, Слава, не понимаю я тебя! Не по–товарищески ты поступаешь.

— Не нуди! — попросил Баранцев. — Что я, жениться должен из–за твоей похмелки?

— Ну нет, — Сутулов поморщился. — Я не настаиваю, конечно… Не хочешь жениться, не надо! Но надо же по–человечески… Пойдем сейчас, похмелимся, ну ты и скажешь, так, мол, и так… Извините, дорогие родители, обманул я вас! У меня там, в городе, дескать, своя семья. Жена, двое детей… Обманщик я такой вот… Думал, жена развод даст, а она не дает. Такая вот промашка получилась.

— Да прекрати же! — простонал Баранцев, обхватывая руками голову. — Ну, будь человеком, принеси чемодан, у меня же все документы там! Не мучь ты меня, не мучь, пожалуйста!

— Ну, принесу–принесу, если уж так нужно… Не плачь только, не трави мне душу, она и так у меня растравленная. Принесу я тебе чемодан. Только я все равно не могу понять: неужели ты так и поедешь, не похмелившись?

— Да похмелимся мы, похмелимся! — уразумев наконец, к чему клонит приятель, воскликнул Вячеслав Аркадьевич. — Ты только чемодан принеси, а там все есть, что тебе нужно!

— Что нужно… — передразнил его Сутулов. — Да что я? С товарища хорошего что–нибудь просить буду? Нет! Пусть даже мне и поругаться придется с Василием Федоровичем! Вот еще глупости какие… Ну и пускай он мне всю оставшуюся жизнь отравит! Да мне для товарища хорошего… Слава! Я ж на все для тебя готов! Ты и не выдумывай ничего… Похмелимся как добрые люди, а там хоть трава не расти. Может, вместе и поедем с тобой на троллейбусе моем, если он заведется, конечно.

Не только для одного Баранцева так несчастливо начиналось это утро. Василий Федорович проснулся от крика жены.

— Ты что выдумливаешь, а? — кричала Дарья Степановна. Уперев в бока руки, она стояла напротив кровати, и лицо ее было красным от гнева. — Ты что, я тебя спрашиваю, выдумливаешь, старый хрыч?! Мало того, что постояльца ни за что из дому выгнал, так теперь и дочерь сжить хочешь? Весь поселок уже говорит, что ты дочку несовершеннолетнюю постояльцу спихнул!

— Ты о чем это? — Василий Федорович помотал головой. — Ты чего городишь–то, а?

— Это ты городишь! — закричала жена. — Какие метрики, лужа ты пьяная, подделывать собираешь чтобы в загсе у нее заявление взяли?

— Метрики?! Какие метрики?!

— Да ты что? — Дарья Степановна побагровела — Ты и сейчас надо мной сдювляешься, да?

И она решительно двинулась на Василия Федоровича, но тут в комнату вбежала заплаканная Верочка и бросилась к матери.

— Мама! Мамочка! — рыдала она. — Успокойся, мамочка… Ему все равно ничего не объяснишь, а я уеду! Уеду я! Мамочка!

Натянув штаны, Василий Федорович вышел на кухню.

Там сидел за столом Виктор и пил чай, уткнувшись в газету.

Увидев отца, он оторвался от газеты и подмигнул.

— Что, батя? Подгулял вчера?

— А! — Василий Федорович тяжело махнул рукой.

— Ничего, батя… — философски заметил Виктор. — Все перемелется, мука будет.

Он отложил на подоконник газету и встал.

— А я, батя, уезжаю сегодня, — сказал он. — Я тебя попросить хочу, ты уж не сердись. Это меня, понимаешь, Стелла завела с джинсами да с прочими шмотками, так что, сам понимаешь, такое дело…

— Я–то не сержусь! — ответил Василий Федорович. — Чего мне сердиться? А то смотри, пожил бы еще…

— Да нет, батя… Надо ехать. Стелла одна, а ей сейчас, сам понимаешь, одной–то и ни к чему быть… Я вчера по телефону звонил, так она расплакалась.

— Значит, сегодня и поедешь?

— Сегодня…

— А матери–то сказал?

— Когда же я ей говорить буду, если она с тобой воюет?

— Ну да, — Василий Федорович кивнул. — А чего она разошлась, не знаешь?

— Ой, да не бери ты в голову, батя! — Виктор улыбнулся. — Ну что ты, матери не знаешь? Пришла за молоком соседка и спросила, правда ли, что Вера замуж выходит? Мать удивилась. Откуда, спрашивает, слух такой? А соседка говорит, что Егориха вчера рассказывала. Ну, сплетня обычная… Да я Верке уже посоветовал, пускай со мной едет. И позанимается в городе, и вообще, поговорят здесь тем временем да и забудут.

— Да. Надо ехать, если в институт поступать думает, — вздохнул Василий Федорович.

— Конечно, надо! — Виктор зевнул и потянулся. — Да и мне лучше так… Все–таки поможет, если что.

— Да, — подумав, кивнул Василий Федорович. — Правильно ты решил, Виктор. Вместе вам и надо ехать. А я уж тут сам чего–нибудь да придумаю.

— Ну вот! — поморщился сын. — Ты еще за шантрапышника этого попереживай! Он, не беспокойся, выкрутится… Ладно! — Виктор посмотрел на часы. — Пойду еще подремлю. А ты матери скажи, ладно?

— Скажу! — ответил Василий Федорович.

Виктор ушел, а Василий Федорович прислушался, что там делают в комнате жена с дочкой. Рыдания уже стихли. Доносился только неразличимый шепот. Василий Федорович облегченно вздохнул. Он набрал под краном умывальника пригоршню воды и с наслаждением ополоснул лицо. Вытираясь полотенцем, вышел на крыльцо.