Марсиане

Когда Сутулов вернулся, то увидел, что Вячеслав Аркадьевич старательно переписывает в свой блокнотик цитату из словаря.

— Иннокентий Павлович! — потупившись, поинтересовался шестиклассник Лешка, — А вы эти бутылки выпивать будете?

— Эти бутылки?! — слегка растерявшись, проговорил Сутулов. — Эти бутылки? Гм… Ну, даже и не знаю, как тебе это объяснить, мой любознательный друг… Это, видишь ли, очень непростой вопрос.

— Я не просто так спрашиваю, — смутился Лешка. — Мне, Иннокентий Павлович, опыт нужно произвести, так я хотел попросить вас поучаствовать в нем, если, конечно…

— О чем речь? — воскликнул, перебив его, Сутулов. — Разумеется, мой юный друг! Ради науки… Располагайте мною, юный Эдисон, в любое время дня и ночи.

— Спасибо! — сказал Лешка. — Это совсем неопасный опыт. Можно бы, конечно, и другого кого попросить, но с вами лучше. Вы все так хорошо понимаете…

— Спасибо! — Сутулов прижал руку к сердцу. — Спасибо, мой юный друг и естествоиспытатель, спасибо за столь безусловное доверие.

И, потирая рукою нос, двинулся к столу.

Глава тринадцатая

Вечером Шершаковы провожали детей в город. Тихая и ясная погода убаюкивала поселок. Мягким вечерним светом окутались притихшие берега.

Дарья Степановна шла рядом с Василием Федоровичем и утирала платком слезы.

— Ты не плачь, мама! — уговаривала ее Верочка. — Если я поступлю, то в конце августа еще приеду на недельку.

— Приедешь! — всхлипнула Дарья Степановна. — Будешь приезжать, как байбак этот! — она сердито посмотрела на сына. — Раз в пять лет…

— Брось, мама! — отвечал ей Виктор. — В будущем году вместе со Стеллой заявимся… И сына захватим, если все хорошо будет.

— А если все хорошо будет, так ты ее к нам и отправь. Корова–то как раз отелится к тому времени, вот и будет молочко свежее…

— Ты же, мама, сдавать корову решила!

— Не выдумливай! — рассердилась Дарья Степановна. — Сено в этом году такое… Докосим с отцом как–нибудь, раз он ни в какой Париж не едет. Да и вы стожок все–таки поставили… Правда ведь, отец?

— Накосим, — согласился Василий Федорович. — Чего же не накосить? И за клюквой походим, и картошку выкопаем.

Так, за разговорами, и вышли к автобусной остановке. Здесь, среди толпы провожающих, как–то заметно выделялся завхоз Иннокентий Павлович Сутулов. Может быть, потому, что был он в новой фуфайке и при новом галстуке. Дополняли этот вечерний костюм тапочки, обутые на босу ногу.

— Ну, наконец–то! — кинулся он к Шершаковым. — А я думал уже, что опоздаете вы… Давайте, давайте в автобус… Вячеслав Аркадьевич места там занял.

Жена потянула Василия Федоровича посмотреть в окошко, как устроились дети. Они и правда уселись рядом с Вячеславом Аркадьевичем. И тот вместе с ними тоже размахивал руками, прощаясь с Василием Федоровичем и Дарьей Степановной.

Василий Федорович облегченно вздохнул.

Баранцев что–то говорил, но через стекло было не слышно, и Вячеслав Аркадьевич начал чертить пальцем на стекле.

Василий Федорович сообразил, что Вячеслав Аркадьевич пытается изобразить букву В, и радостно закивал. Он сам тоже начал чертить на стекле пальцем буквы. Стекло было покрыто пылью, и следы от пальца Василия Федоровича были хорошо видны.

«Вознесиха», — написал Василий Федорович и закивал. Потом написал «Вознесение» и начал мотать головой. Вячеслав Аркадьевич захохотал и — во! — показал Василию Федоровичу оттопыренный большой палец.

Скоро шофер захлопнул дверку, и «Икарус», тяжело покачнувшись, двинулся в дальний путь…

Когда Шершаковы, сопровождаемые Иннокентием Павловичем, возвращались домой, они встретили по дороге юного изобретателя Лешку. С колбой в руке он спешил навстречу им.

— Иннокентий Павлович! — обрадовался Лешка. — А я ищу вас везде!

— Да? — удивился Сутулов.

— Ага! — сказал Лешка. — Помните, вы обещали мне помочь провести опыт?

— А как же… Конечно, помню, многоуважаемый Галилео Галилеевич. В чем же заключается моя миссия?

— Вот сюда… — Лешка показал на трубочку. — Вот сюда подуть надо.

— С превеликим удовольствием! — сказал Сутулов и изо всей силы дунул в трубочку.

Бесцветная жидкость в колбе сделалась грязно–бурой и забурлила, а потом задымилась.

На всякий случай Сутулов поставил колбу на землю и торопливо отступил на несколько шагов.

И вовремя.

Колба уже целиком окуталась дымом и вдруг… лопнула. Со звоном разлетелись по сторонам осколки.

Лешка, по–видимому, и сам не ждал подобных результатов от своего опыта. Ковыряясь пальцем в носу, испуганно смотрел он на однорукого завхоза.

— Однако! — сказал тот. — Однако ваши опыты представляют некоторую опасность для жизни, молодой мой друг естествоиспытатель… Конечно, я рад, что стал свидетелем очередного торжества науки, но все же…

Сутулов говорил, как обычно, ерничая и кривляясь, но непривычная горечь сквозила в его словах, и Василий Федорович, уже двинувшийся было, чтобы схватить естествоиспытателя Тумбочкина за ухо, удивленно оглянулся на Иннокентия Павловича.