Марка страны Гонделупы

После школьной елки была еще елка в заводском клубе — грандиозная елка вышиной в два этажа, сверкающая электрическими лампочками.

Потом была елка у Петрика. Потом елка у Опанаса, где все получили по яблоку необычайной величины и такого же красного цвета, как щеки самого Опанаса.

Кроме того, все трое ходили в кино, и вообще было великое множество других восхитительных развлечений.

Когда наступило первое утро после каникул и когда Петрик, немного сонный, отвыкнув рано вставать, одевался при свете электрической лампы, а потом шел в школу и было еще сумрачно и похоже на вечер, он чувствовал такую печаль и сожаление…

Как быстро все прошло! Уже конец каникулам, а казалось, только вчера они прибежали из школы домой и показывали маме Кирилкины отметки.

Однако печаль его стала мало-помалу проходить, когда он встретил Кирилку и Опанаса, и бесповоротно рассеялась, когда они втроем подошли к знакомому белому зданию школы, и отворили знакомую широкую дверь, и повесили шубки на знакомую вешалку, и вошли в свой класс, может быть чуточку забытый за эти две недели, но такой знакомый, знакомый до последнего гвоздика на стенке.

Было похоже, будто они вернулись обратно домой после очень приятного, но чуточку утомительного путешествия…

А в большую переменку они затеяли любимую, хотя и запретную игру — состязание в беге по всем четырем школьным этажам.

Возможно, если бы Петрик состязался с Опанасом, ему и в голову бы не пришло задерживаться на площадке четвертого этажа и совать нос в чужие дела. Опанас бегал слишком хорошо. Нельзя было терять ни одной секунды на остановки.

Но поскольку бежать пришлось с Кирилкой, который проворством не отличался, Петрик не торопился и разрешил себе полюбопытствовать, чем так заняты два очень солидных мальчика, по положению не ниже третьего или четвертого класса, которые, стоя лицом к окошку и спиной ко всему остальному миру, что-то с увлечением разглядывали.

А сунув свой любопытный нос туда, куда его совать не следовало, Петрик мгновенно забыл и про Кирилку, который невыносимо торопился, и про Опанаса, который стоял в роли судьи посередке нижнего коридора и, вращая головой направо и налево, с нетерпением ждал возвращения бегунов, чтобы в свою очередь вступить в состязание с победителем.

Петрик стоял, будто приклеенный, пораженный в самое сердце, забыв обо всем.

В руках у одного из мальчиков, того, что был повыше ростом, смугловат и курчав, он увидел маленький красный переплетик, полный марок необычайной красоты. Хорошенько разглядеть эти марки ему, однако, не удалось, потому что присутствие его было тут же обнаружено вторым мальчиком, тем, что с жадностью рассматривал эти марки.

Этот второй, совершенно белобрысый, заметив Петрика, сердито на него цыкнул:

— Ну, ты… брысь отсюда, а то…

Обладатель марок быстро, по-воровски, сунул красный переплетик в карман, но, окинув Петрика высокомерным взглядом и увидев, что это не больше чем ничтожный первоклашка, он успокоился и холодно, с кислой гримасой проговорил:

— Проваливай к чертям!..

И тут на Петрика нашло.

Он не только не ушел, он даже с места не двинулся. Разумеется, в начале года, при поступлении в школу, Петрик не посмел бы даже близко подойти к таким двум важным мальчикам. Спустя два месяца после начала занятий он, может, и позволил бы себе эту вольность, но безусловно после такого приема скатился бы с четвертого этажа до первого, и без остановки.

Но теперь, теперь Петрик был решителен и смел, как подобает настоящему второкласснику. Потому что именно теперь, после каникул, он, конечно, не мог считать себя абсолютным первоклассником. Уж во всяком случае наполовину-то он перешел во второй класс.

И вместо того, чтобы удрать с величайшей поспешностью, он неожиданно для себя быстро и решительно проговорил:

— У моего папы этих самых… марок хоть лопатами сгребай… Тьма тьмущая!

Выговорив такие слова, Петрик ужасно испугался. Ведь это было самой бессовестной выдумкой, которая немедленно могла раскрыться. Что тогда?

Но как ни странно, ему поверили.

Хотя белобрысый презрительно фыркнул:

— Катись, катись, а то покажем…

Курчавый, который был, по всей видимости, гораздо главнее белобрысого, довольно дружелюбно спросил:

— Откуда у твоего отца столько марок?

Причем в глазах у него зажглись жадные огоньки.

Тут Петрик полностью обнаглел. Он вспомнил, что папа иногда приносит с завода иностранные журналы и каталоги, на которых изредка попадаются никем не содранные марочки. И он сказал:

— Мой папа получает из-за границ… прямо массу сколько журналов… и все облепленные марками…

— Интересно! — сказал курчавый, побежденный сообщением Петрика. — И часто он получает?

— Очень часто! — воскликнул Петрик. — Каждый день.

— Интересно! — повторил курчавый и, уже совсем благосклонно посмотрев на Петрика, прибавил: — Как-нибудь притащишь свои марки…

— Ладно! — в восторге воскликнул Петрик.

Теперь у него отлегло от сердца: было ясно — его не прогонят и не поколотят.