Марево

— Можетъ ли быть? Млодой чэаэкъ не играетъ на бидлліард? Ну, на китайскомъ, по пирожку партія?

— И на китайскомъ не умю, сказалъ Русановъ улыбаясь. Собесдникъ начиналъ интересовать его.

— Ну, кто дальше плюнетъ — по рюмк коньяку плевокъ!

И поручикъ, какъ пулю, влпилъ плевокъ черезъ всю комнату въ аспидную доску.

— Неискусенъ и въ этомъ, расхохотался Русановъ.

— Ну, хорошо! На порцію котлетъ…. Сколько въ комнат шаговъ? Двадцать три — считайте!

— Постойте, я лучше такъ закажу. Не знаете ли, не отдаются ли тутъ квартиры?

— Вамъ велику ли надо? Вонъ у Пудъ Саввча комнаты три есть. — Почтеннйшій, пожалуйте сюда!

Небритый Пудъ Савичъ подошелъ и сталъ описывать Русанову удобства своихъ квартиръ. Потомъ замтилъ, что дло-то вести въ сухомятку какъ-то не приходится; надо бы, по русскому обычаю, чайку испить и малую толику пропустить.

Русановъ веллъ подать чаю, водки; подосплъ завтракъ и новые пріятели услись къ столику.

Отставной поручикъ, почувствовавъ себя окончательно въ своей сфер, развеселился.

— Я вамъ разскажу случай, молодой человкъ, заговорилъ онъ, кладя въ ротъ полъ-соленаго огурца. Игрнемъ разъ въ банкъ! Я, майоръ Бурзюкъ, помщикъ Бобырецъ, еще кто-то. Вдругъ входитъ въ енотовой шуб. Позвольте поставить карту? извольте. Ставитъ — беретъ; другую ставитъ — беретъ; третью — опять беретъ. Я, говорю, господа! шулеръ! Терпть не могу шулеровъ! Взяли его за ноги, окно отворили, до половины высунули…. Хочешь? говоримъ…. Такъ это онъ откровенно и говоритъ: не хочу!

— Скажите, какая странность!

— Ну, взяли мы его дегтемъ вымазали, въ пуху обваляли и съ лстницы въ три шеи! Такъ вдь это недоволенъ остался!

Пудъ Савичъ упрекалъ Русанова неумньемъ усидть графинчикъ.

— Вы не сумлвайтесь, говорилъ онъ, — только первая рюмка коломъ, вторая соколомъ, а тамъ ужь пошли мелкія птушки!

Отдавъ должное русскому обычаю, пріятели отправились въ домъ мщанина Растравилова (онъ же и Пудъ Савичъ), и поршили тамъ три чистенькія комнаты за сто рублей въ годъ. За столъ Русановъ будетъ платить пять съ полтиною въ мсяцъ; ему въ придачу будутъ сапоги чистить.

Потомъ они отправились по мебельнымъ лавкамъ, по магазинамъ, и цлый день прошелъ въ торгахъ и переторжкахъ. Только къ вечеру вернулись домой съ тремя возами, къ великому соблазну сосдей, которые пораскрывали окна и слдили за перетаскиваніемъ мебели съ такимъ участіемъ, какого не у всякаго историка заслуживаетъ великое переселеніе народовъ. Такъ и оставались до тхъ поръ, пока растворенныя на об половинки двери не поглотили послдняго стула. И тутъ все еще чего-то ждали; въ окнахъ двигалась свча, изъ чего они заключили, что мебель разставляютъ; когда же свтъ сталъ неподвиженъ, успокоились на томъ что все въ порядк и имъ тутъ больше нечего длать.

— Такъ вотъ гд ты устроился, дружочекъ, говорилъ дядя, входя къ племяннику.

Старикъ дивилося комфортабельной обстановк, радовался каждой мелочи какъ ребенокъ. Въ кабинет онъ пришедъ въ совершенный восторгъ.

— Вдь это дорого? спрашивалъ онъ.

— Я, дяденька, поршилъ наслдство-то….

— Володя, ты геній!

И майоръ шагнулъ къ третьей комнат, но геній шагнулъ еще проворнй и загородилъ дорогу, заперевъ дверь на ключъ.

— Это что жь за комната?

— Тутъ всякій хламъ….

— Ничего, покажи и хламъ, у тебя и хламъ-то долженъ быть губернаторскій.

— Да это спальня…. Право, дяденька, не интересно.

— Ну, ну, не безпокойся; ты, братъ, не обзавелся ли ужь канареечкой какой, вишь ты какъ прытко!

Русановъ уврилъ дядю, что онъ вообще до пвчихъ птицъ не охотникъ, а до канареекъ въ особенности.

— Ой ли? сказалъ майоръ.

Узжая и прощаясь, майоръ остановился въ раздумьи на крыльц.

— Володя, комнатка-то? а?

— Что же?

— Кавуръ! сказалъ дядя, погрозивъ пальцемъ. — Ну, дай Богъ жать поживать, да добра наживать; пиши же хоть разъ въ недльку.

Въ послдствіи въ сосдств распространился слухъ, что новый жилецъ — чернокнижникъ. Старухи даже подсмотрли съ соседняго чердака, въ чемъ заключается его спеціяльность. Оказывалось, что онъ по ночамъ не спитъ часовъ до двухъ. И все что-то пишетъ, пишетъ, а потомъ погаситъ свчку, и не видать, какъ онъ въ трубу вылетаетъ.

— Не русскій, матушка, человкъ, не русскій, сообщала хозяйка на рывк какой-то старушк-просвирн. — Ни молебна не отслужилъ на новой квартир, ни въ баню не ходитъ, ни что….

— Вотъ они жильцы-то, поди пущай ихъ, соболзновала та.

— А пожаловаться грхъ; за полгода впередъ деньги отдалъ; и такъ простъ, такъ простъ, что ни!… точно и не чиновникъ.

— Кто его знаетъ, родимая? Чужая душа потемки!

VIII. Отсталые

На другой день, часовъ въ десять поутру, Русановъ снималъ пальто въ пріемной гражданской палаты.

— Тутотка не вшайте, ваше благородіе, флегматически замтилъ ему сторожъ:- это для начальства мсто.

— Такъ куда же?

— Вы къ вамъ на службу, что ли? Вотъ съ чивновниками извольте….

— Не все равно?

— Нтъ-съ, ужь это у насъ порядокъ такой. Съ монаршею милостью честь имю поздравить, прибавилъ онъ, протягивая руку.

Русановъ далъ ему что-то и вошелъ въ канцелярію, поправляя волосы.