Марево

— Куда-нибудь на постоялый дворъ, тамъ не дорого, у меня есть два рубля….

— Живали вы когда въ городахъ?

— Ни разу еще. Какъ не хорошо пахнетъ! что-то страшно: много такъ народу, я совсмъ здсь чужая…

— Еще бы, такая чистая, свжая! Хотите, я вамъ дамъ совтъ?

Двушка простодушно глянула на него.

— Берите первое попавшееся мсто, принимайтесь скорй за работу; а то васъ какъ разъ испортятъ! Ниночка, вдь вы не поддадитесь дурному, неправда ли?

— Ни за что на свт! вскрикнула она съ жаромъ, схвативъ его руку.

— А пока возьмите это на память отъ меня, на случай, пока пріищете себ мсто…

Двушка развернула ассигнацію и не ршалась…..

— Куда ее столько! Какой вы добрый!

— Берите, берите, это отъ друга…

— Какъ васъ звать? Чтобы звать, за кого молиться?

— Вы часто молитесь, Ниночка?

— И утромъ, и вечеромъ…

— Поминайте въ вашихъ молитвахъ… Инну, попросите ей счастья… Иду, иду! крикнулъ онъ дяд, звавшему его съ лстницы. — Будетъ нужда, спросите въ гражданской палат Русанова, упомните?

Онъ пожалъ ей руку и сталъ подниматься по грязнымъ ступенькамъ. Вошедши въ нумеръ, онъ тотчасъ улегся на тюфякъ, и майоръ погасилъ свчку.

"Бдная", думалось ему: "одна, совершенно одна, безъ родныхъ, безъ знакомыхъ, безъ средствъ, безъ знанья… Въ этомъ омут… Что еслибы та гордая душа была на ея мст? Вынесла ли бы она?"

Глаза стали слипаться, пріятная усталость охватила все тло. Русановъ сталъ забываться. Казалось ему, что онъ детъ по степи на своихъ бговыхъ дрожкахъ и серебристый ковыль волнуется, волнуется, наводя на него усыпленіе… Довезите, довезите, раздаются серебристые голоски… Сколько Нилочекъ! На каждомъ пригорк, у каждаго ручейка, все Ниночки… Онъ беретъ одну на руки, привозитъ въ какой-то мраморный храмъ; портики, колонада, розовый занавсь, и все освщено голубымъ свтомъ… А Ниночка ужь не Ниночка, а гордая красавица въ черномъ плать, съ пышными черными кудрями, и онъ стоитъ передъ ней на колняхъ. Инна Николаевна, говоритъ онъ, — вы извините меня, пожалуста; я никакъ не могу влюбиться въ васъ… Не потому что у меня только тысяча рублей наслдства, да домъ на Пречистенк; я не боюсь смерти, я дрался на шагахъ съ господиномъ Пшиндшикевичемъ… Да отчего же, грустно? говоритъ Инна Николаевна: вдь только за васъ я и могу выйдти, вы одинъ изъ нихъ… Нтъ, нтъ, говоритъ Русановъ, — и слезы подступаютъ къ горлу: Мальвина мн не позволитъ, я долженъ посвятить себя для высшихъ цлей… Ха, ха, ха! раздается смхъ Инны: я и забыла, что вы мировой посредникъ, ха, ха, ха!

— Ха, ха, ха! раздается явственнй.

— Что такое? вскакиваетъ Русановъ.

— Какже, помилуй, говоритъ майоръ, — одиннадцать часовъ ужь, я и къ обдн сходилъ, смотрю, а онъ тутъ цлуетъ подушку…. Что это ты видлъ во сн?

— Мало ли что во сн привидится?

— Я дружочекъ поду; къ губернатору надо, еще кой-куда, ты меня не жди…. Сходи, городъ, осмотри достопамятности.

— Куда спшить? жить буду, все узнаю.

Владиміръ Ивановичъ, проводивъ дядю, одлся и сошелъ въ билліардную, народу набралось порядкомъ. Онъ веллъ дать себ чаю и услся на диванчикъ.

— Сыграть что ли? предлагала одна личность съ багровымъ носомъ и щетинистыми усами въ военномъ пальто.

— Да вдь ты объегоришь, голова, возражала другая въ долгополомъ сюртук, съ небритою физіономіей.

— Ну, наладилъ, на четвертакъ идетъ?

— Что, ай завелся? Гд Богъ послалъ?

— Что я, жуликъ что ли?

— Много ль впередъ-то?

— Впередъ сколько угодно ныньче такъ и такъ.

— Ну ставь, маркелъ, пять шаровъ.

— Съ нашимъ почтеньемъ-съ. На чай будетъ съ кого получать?

— Ладно, заговаривай зубы-то!

— Партія съ того кто выиграетъ, что ли?

— Извстно, съ одного вола двухъ шкуръ не дерутъ.

Пальто прицлилось, поерзало кіемъ и съ трескомъ влпило желтаго въ уголъ.

— Упалъ? крикнуло оно носовымъ акцентомъ.

— На себя! крикнулъ другой.

— Не нашелъ лучше на кого упасть! проворчалъ пьяный горбунъ, облокотившись на бортъ и слдя за игрой.

Особа прекраснаго пола влетла въ заду въ необъятномъ кринолин, напвая сиплымъ голосомъ разудалую псню; за ней купчикъ съ французскою бородкой.

— Люблю, крикнулъ горбунъ, — никто не смй моему ндраву препятствовать.

— Кто это такой? спросилъ купчикъ половаго.

— Это горбатый-то-съ? отвтилъ тотъ, молодцовато тряхнувъ головою и перекинувъ полотенце на другое плечо:- учитель какой-то былъ, на музык что-ли; да больно ужь изъ себя-то не удались; опять же и жена бросила; таперича третій мсяцъ кутятъ. Это они еще въ своемъ вид, а къ вечеру не хороши бываютъ; зачнутъ это все бить, совсмъ не годится!

— Тридцать шесть и очень досадно! покрикивалъ маркеръ. — Не разойдтиться ли вамъ? сказало пальто, положивъ кій.

— Тридцать шесть и никого-то?

— Не разойдтиться ли?

— Катай, катай знай!

— Отходу не даешь? Ну, держись же!

Пальто съ удару кончило партію. Долгополый пустилъ ругательство; разряженная особа взвизгнула; вс хохотали, натягивали носы, стучали ногами; посуда звенла.

— Молодой человкъ, сыграемте, предложилъ побдитель, подсаживаясь къ Русанову:- отставной поручикъ Кондачковъ!

Отставной поручикъ произнесъ все это очень быстро въ носъ и нагло глядя въ лицо Русанову.

— Я не играю, отодвинулся Русановъ.