Марево

— А-а-ахъ! Свтики! Глянько, это онъ свой бумажникъ забылъ… Какъ же такъ, надо бы добжать, воротить надо; гляди, како дло! всхлопоталась старуха.

— Гд жь его теперь искать? Самъ прідетъ… Какая штучка! Работа, надо быть, нмецкая! Поди рублей двадцать одна стоитъ… А денегъ-то въ ней, я чай…

— Не тронь, Гриша, еще вернется неравно.

— Ничего, поглядть можно; чай онъ имъ счетъ знаетъ! И не сочтешь, все красненькія, да сренькія…. Эхъ, хоть бы четвертушку, сейчасъ бы захозяйничали, и вывску повсили бъ золотыми литерами: столяръ Григорій Орудный! На, матушка, убери подъ божницу, ажь глядть противно. Отъ богатыхъ, говоритъ, избавлю, а самъ-то что!

Онъ слъ за столъ и принялся разсматривать рисунокъ. Вошла двушка въ полугородскомъ наряд, въ шубейк, съ платочкомъ на голов, помолилась и обратилась къ хозяйк.

— Я, тетушка едосьевна, по сосдству зашла… Вамъ денегъ нужво было?

— И что ты, красавица, нтъ!… Такъ я говорила, примрно… У мово сына деньги водятся, онъ не шалопутный какой!

— То-то, а то у меня возьмите.

Парень ужь чертилъ рисунокъ въ большомъ размр, и, будто тутъ только заслышавъ приходъ гостьи, поднялъ голову…

— Ален Тимоеевн наше почтенье! проговорилъ онъ, — садитесь, гости будете…

— Здравствуйте, Григорій Сидорычъ, отвтила та, потупившись и прикрываясь рукавомъ.

Подошла къ столу и заглянула въ бумагу.

— Работу получили? спросила она просто.

— Получилъ, благодареніе Богу. Ваши вс ли здоровы?

— Живутъ помаленьку. Что жь это будетъ?

— Кто ее знаетъ, не женское дло. Матушка, надо бы самоварчикъ поставить…

— Нтъ, заговорила двушка:- коли для меня, не надо; я на минуту…

— Куда, мать моя, сама-то я больно охоча, не могу ужь безъ этого злья теперь, прилыгнула старуха.

— Вотъ, матушка, размняй, сказалъ Григорій, вынимая изъ-за пазухи красненькую. — Кажется чай-то весь у насъ…

Кто бы подумалъ, глядя на степенно-важныя лица молодыхъ людей, что у нихъ все полжено ужь межь собою и ждутъ они только поправки въ ддахъ, чтобы завестись своимъ домкомъ!

Какъ только старуха мелькнула мимо окна, Григорій подвинулся къ стоявшей возл него двушк и обнялъ ея талію. Она глядла въ окно, закраснвшись; чуть замтная усмшка блуждала на губахъ. Онъ сталъ притягивать ее къ себ, она защищалась локтемъ.

— Не трожьте не балуйте, шептала она.

— Любъ я теб, Леня? Любъ что ли?

Она повернула къ нему запылавшее лицо и такъ и впилась въ губы….

Въ ту же минуту дверь сильно распахнулась и вошелъ Бронскій, блдный, съ встревоженнымъ лицомъ. Двушка, какъ испуганная птичка, отскочила въ сторону; Григорій смшался, во графъ ничего не замчалъ.

— Не обронилъ ли я тутъ бумажника? растерянно говорилъ онъ:- тамъ деньги… деньги…

— Здсь-съ, оправился рабочій:- цлы вс…- И вынесъ ему бумажникъ.

Графъ торопливо открылъ его дрожавшими руками, еще проворнй пересмотрлъ вс отдленія, и насилу успокоился…

— Ты честный человкъ, Гриша, проговорилъ онъ:- я не ожидалъ…

— То-есть какъ-съ?

Графъ выложилъ вс деньги изъ бумажника и подалъ ему.

— Это теб на разживу; смотри, никому не сказывай!

Григорій глядлъ на него, выпучивъ глаза.

— Ты тутъ ничего не читалъ? спросилъ графъ, пытливо на него посматривая…

— Зачмъ же-съ? За что же это баринъ?

— Ну, прощай! Прощай! крикнулъ Бронскій, уходя.

Все это произошло такъ скоро, что мастеровой ршительно не могъ придти въ себя. Двушка даже и не поняла ничего съ испугу.

— Матушки, денегъ-то сколько! говорила она, опомнившись: — рублей триста будетъ…

— Рехнулся онъ что ли? засмялся мастеровой:- то деньги подай, то ужь и не надо стало. Ну, матушка, крикнулъ онъ входившей старух, - знать мы съ тобой въ сорочк родились… Спрашивай скорй, пойдетъ ли за меня. Такую заведенію открою! И машины будутъ!

Старуха стала креститься.

VII. Наслдство

— Богъ съ тобой, говорилъ старый майоръ племяннику:- теб видно скучно со мной, старикомъ…

Русановъ намекнулъ ему, что не хочетъ быть ему въ тягость, особенно въ такое время, когда доходы и безъ того уменьшились.

— А вотъ видишь, вотъ ужь и не хорошо, Володичка! Гордость смертный грхъ! На вашъ вкъ съ тобой хватитъ, дружочекъ.

— Да не въ томъ дло, дяденька…

— А я было какъ привыкъ-то къ теб! Сына роднаго такъ не любилъ! говорилъ майоръ, забывая, что у него такого предмета и въ завод не бывало.

— Дяденька, говорятъ, люди нужны, упрекаютъ, что никто не хочетъ служить.

— Да, послушай, дружочекъ, попробовалъ еще возразить майоръ, — съ какими ты еще людьми сойдешься, оцнятъ ли?

— Точно я красный товаръ! смялся Русановъ.