«Волнение охватило меня, когда мне предложили сыграть роль Мересьева. Как рассказать о силе и исключительной воле этого человека, о неисчерпаемом богатстве его внутреннего мира, о красоте подвига? Как нарисовать внешний облик Мересьева, передать зрителю его мужественное преодоление больших физических страданий?..
Какой же Алексей Петрович? Впервые я с ним встретился под Звенигородом, где мы должны были снимать зимнюю натуру. Там мы квартировали в доме отдыха Академии наук. Маресьев шел по длинному коридору чуть покачивающейся походкой. Мы узнали друг друга издали. <…> Я подошел к нему, крепко пожал руку и вдруг понял, что сильно волнуюсь. Он еще крепче пожал мою руку и почему-то очень смутился. Позже я записал себе в дневник: „Прославленный летчик, Герой Советского Союза, человек, о подвиге которого знает чуть ли не весь мир, застенчив“.
Мы вошли в мою комнату, молча сели, не очень смело поглядывая друг на друга. Наконец Алексей, первым преодолев смущение, заговорил: „Я ведь знаю, что вас интересует больше всего“. Я был удивлен, потому что не успел сказать ему и двух слов. „Вас интересует, очевидно, больше всего, как мне удалось преодолеть…“ Он сделал паузу, а я в это время подумал: „Сейчас скажет ‘район черного леса’“, а он сказал: „…Преодолеть врачебную комиссию и доказать, что я физически здоровый человек“.
И вдруг неожиданно для меня Алексей Петрович мягко и свободно встал на стул и продолжал: „Я ему говорю…“ — „Кому?“ — переспросил я. „А председателю комиссии, разве это не ноги? Разве не тренировка?“ — И звонко похлопав по протезам, Маресьев спрыгнул со стула.
Так в кинокартине родилась сцена „приемная комиссия“. Ее никто не выдумал, она настоящая».
Существует версия, что на роль главного героя фильма приглашали и самого Маресьева. Во всяком случае, этот факт уже после его смерти обнародовал старший сын Виктор: «Отец часто ездил на студию, где его обо всем расспрашивали. Более того, ему даже предлагали сыграть… Мересьева! Отец отмахнулся: „Да вы что! Никогда в жизни!“».
Фильм, как и книгу, Маресьев тоже воспринял со свойственной его характеру сдержанностью. После премьеры он в задумчивости уехал домой. «Дело совсем не в том, что фильм отцу не понравился, а в том, что он очень не любил вспоминать трагедию: как полз по морозу в лесу, — рассказывал Виктор Маресьев. — Даже когда я пытался его расспрашивать о подробностях, он старался перевести разговор на другую тему. Поэтому фильм папа посмотрел всего один раз, на премьере. Его спрашивали: „Понравилось ли вам?“ А что он мог ответить? Как ему могло понравиться то, что заново пришлось все это пережить, глядя на экран?»
Что касается Павла Кадочникова, то актер считал эту киноработу одной из самых значимых в своей творческой судьбе. У него даже в квартире скульптура стояла в полный человеческий рост, артист был запечатлен в образе летчика Мересьева. Позднее Кадочников вспоминал: «Чего там скромничать, меня за кино в основном хвалят. Но такого замечательного комплимента, как Леша Маресьев мне никто не отпускал. А он сказал, посмотрев фильм: „Петрович, ты не меня сыграл. Ну что во мне может быть такого примечательного? А сыграл ты думы и чаяния всех боевых летчиков той великой войны. Поэтому от всех них тебе великое спасибо“. Не было у меня, поверьте, лучшей рецензии на мою работу».
Однако прославление подвига Маресьева не ограничилось книгой и фильмом. В том же 1948 году во МХАТе им. М. Горького по произведению Полевого был поставлен спектакль «Повесть о настоящем человеке». И тогда же известный советский композитор С. С. Прокофьев написал оперу с одноименным названием. «Советскому человеку, его беспредельному мужеству посвящаю я свою новую оперу на сюжет глубоко взволновавшей меня „Повести о настоящем человеке“ Б. Полевого» — такой эпиграф предпослал композитор к своей работе. Но если спектакль во МХАТе имел зрительский успех, то оперу постигла неудача.
Первое концертное представление этого произведения «для ознакомления музыкальной общественности и коллектива театра с предполагаемой к постановке оперой» состоялось 3 декабря 1948 года в Ленинградском театре оперы и балета им. С. М. Кирова (легендарная Мариинка). Однако после просмотра произведение подверглось разгрому со стороны профессионалов, которые назвали его «сырым, недоработанным». Сам композитор вспоминал: «Вместо первоначально намеченного показа оперы в черновом виде только представителям Комитета по делам искусств и Союза советских композиторов для решения вопросов о ее постановке, о возможных поправках и переделках руководство театра, не предупредив композитора, устроило широкий показ недоученной оперы перед многочисленной аудиторией — зал театра был полон».