Маресьев

И лишь спустя 12 лет, 7 октября 1960 года премьера оперы «Повесть о настоящем человеке» прошла в Большом театре Союза ССР. В оперу были внесены изменения, действие стало более концентрированным, динамичным. В этой редакции опера хорошо была встречена театральной публикой. На премьере в качестве почетного гостя присутствовал и Маресьев. Когда умолкли последние аккорды, Маресьева, как прототипа главного героя, попросили подняться на сцену. Зал тут же взорвался аплодисментами. Публика стоя приветствовала легендарного летчика. Маресьев был немногословен. От себя и от имени зрителей он тепло поблагодарил артистов за постановку. Тем не менее некоторые биографы летчика считают, что Маресьев оценил постановку отрицательно. Когда его после просмотра корреспондент спросил о том, что в ней ему понравилось, он якобы сказал, как отрезал:

— Звук мотора!

Любители сенсаций приводят и более резкие слова Маресьева:

— Лучше пусть мне еще раз отрежут ноги, чем смотреть и слушать подобное…

Между тем — это не более чем байки, рассказываемые доморощенными биографами. Хорошо знавший Маресьева М. А. Захарчук, бывший главный редактор журнала «Вестник противовоздушной обороны», поделился с автором книги рассказом об одной встрече с Маресьевым, связанной как раз с оперой.

«Когда я в свое время был специальным корреспондентом ТАСС, — вспоминал Захарчук, — со мной бок о бок трудился непревзойденный журналист-протоколист, суперкоммуникабельный человек Олег Московский. Он был зятем маршала Советского Союза Кирилла Семеновича Москаленко и всеобщим любимцем высшей военной номенклатуры СССР. Московский и познакомил меня с Маресьевым. Они давно дружили семьями. Мы встретились в комнате приемов Советского комитета ветеранов войны (СКВВ), что на Гоголевском бульваре. Выпили по рюмке коньяку, и я, ничтоже сумняшеся, решил, что можно, так сказать, и разрядить обстановку. А надо заметить, что с ранней юности собираю всякие народные байки. Вот и начал с анекдота о Маресьеве и опере. И по меняющемуся выражению лица Маресьева понял всю неотразимую императивность пословицы: язык мой — враг мой. Мой коллега, конечно, быстро смикшировал неловкость, но какая-то натянутость все равно потом витала в продолжении нашего общения. Лишь провожая двух корреспондентов ТАСС, Алексей Петрович и расставил все точки над „i“. „Кстати, насчет оперы, — заметил он. — Видел и слушал я ее всего раз в жизни. Но поскольку басового ключа от скрипичного не отличаю, то вы же понимаете, что никакого права у меня на оценку нет. Могу лишь добавить: ребята очень старались, и у них, кажется, получилось. Был я после премьеры за кулисами. С Женей Кибкало[35], который исполнял главную партию, мы до сих пор в замечательных отношениях. Все остальное — выдумки, которые годами преследуют меня, как Вячеслава Тихонова анекдоты о Штирлице. Так что не обижайтесь…“».

Впрочем, книги и фильма хватило сполна, чтобы к Маресьеву пришла всенародная известность. Его стали приглашать на различные мероприятия, он стал частым гостем в школах, учебных заведениях, воинских частях, на заводах и фабриках. Неизменно в кителе, а позже в строгом костюме со Звездой Героя на лацкане, в белой накрахмаленной сорочке и обязательно в галстуке — таким он представал перед разными аудиториями своих соотечественников. Дотошные репортеры даже подметили, как Маресьев щепетильно относился к своему внешнему виду. Так, прежде чем выйти к людям, он обязательно подходил к зеркалу, поправлял прическу, галстук. Затем, точно гимнастерку, одергивал пиджак. Только после этого шел в зал. Скорее всего, эта привычка у него осталась еще с курсантской поры, когда он был в школе пилотов старшиной звена.

Вживую увидеть настоящего человека мечтали многие. Генерал-майор авиации А. К. Сульянов, хорошо знавший прославленного летчика, вспоминал: «Меня удивляла маресьевская школа общения — он находил общий язык с любой аудиторией: будь то летчики, техники, механики, школьники или учителя. Его потрясающее обаяние, умный добрый взгляд, скупые жесты, паузы в беседах — все влияло на людей так, что слушали они его словно завороженные. От Маресьева исходили невидимые флюиды некой скрытой энергии, которая активизировала людские души на восприятие всего того, о чем он им рассказывал».

После выхода книги и фильма[36] со всех концов огромной страны в адрес Маресьева и Полевого, а также на радио хлынул нескончаемый поток писем. Именно поток, по-другому не скажешь. Писали их люди разных национальностей, профессий, званий и возрастов.

Пришло письмо Маресьеву и из деревни Плав, жители которой вызволили его из «лесного плена». В нем они сообщили, что «книжку читали всей деревней» и признали в ней «своего летчика». Маресьев нашел время, ответил одному из своих спасителей — председателю колхоза М. А. Вихрову, в книге выведенному как дед Михайло.

«Здравствуй, дорогой Михаил Алексеевич!